Чьи-то крепкие руки подхватили сначала Нику, потом Ивана, потащили вверх, на поверхность. Артем Игнатьевич на берег выбрался сам, торопливо сорвал с лица маску, бросился к Нике. Ника сидела на песке, крепко прижимая к груди рыбацкий мешок. В этот момент Ивану показалось, что никакая сила в мире не заставит ее с ним расстаться. Ее глаза были широко распахнуты, немного безумны. А Иван даже боялся представить, что она пережила в этом проклятом лабиринте. Представить боялся, но и оставлять ее вот такую, растерянную и беспомощную, не собирался, обхватил за плечи, прижал к себе, защищая и от Артема Игнатьевича, и от насквозь мокрых Рафика Давидовича и отца.
– Мы с тобой еще поговорим, младшенький! – Голос отца дрожал то ли от злости, то ли от облегчения. – И с вами, барышня, тоже! И с вами! – Он перевел полный укора взгляд на Артема Игнатьевича. – Я же просил вас! Это мой сын! Мой единственный сын! – Отец, его невозмутимый, крепкий как скала отец, сорвался на крик.
– Я сам. Артем Игнатьевич меня не пускал.
– Тебя попробуй не пусти! Весь в папеньку! – Похоже, гнев Серебряного Артема Игнатьевича нисколько не напугал. Он смотрел только на Нику, а Ника смотрела только на него.
– Нам нужно поговорить, девочка. – Он медленно, палец за пальцем, начал разжимать ее сжатые кулаки. – О том… что вот тут. – На сумку он старался не смотреть.
– Не надо, – Ника сопротивлялась и мотала головой. – Это опасно. Я должна сама!
– Пока это в мешке, оно никому не причинит вреда. Я знаю, мне рассказывала Агата. Отпусти это, девочка, отпусти и положи на землю. А вы, – он обернулся к остальным, – послушайте меня очень внимательно. Никто, ни один из вас не должен развязывать эту сумку. Ни развязывать, ни уж тем более заглядывать внутрь. Это очень опасно! Вы меня услышали?
Они все молча кивнули, а Ника разжала наконец побелевшие пальцы, отдала сумку Артему Игнатьевичу.
– Ее нужно отпустить, – сказала шепотом. – Только не здесь, подальше в море.
– Отпустим, девочка. Но сначала мы спрячем ее на острове. Ей не место среди людей. – А с Артемом Игнатьевичем что-то происходило, серела кожа, синели губы. Но рыбацкую сумку он взял недрогнувшей рукой, отнес к подножию скалы, сунул в глубокую нишу, привалил камнем. За сердце он схватился лишь на обратном пути.
Первым, что происходит, понял отец, бросился к моторке, схватил свой мобильный, а уже через пару секунд кричал в трубку:
– Это Серебряный! Высылайте вертолет и реанимацию! Да не знаю я что! Похоже на инфаркт!..
И снова все закрутилось в бешеном ритме, только на сей раз центром этой круговерти стал Артем Игнатьевич. Ему было больно, и руку он прижимал к сердцу, а второй рукой сжимал Никину ладонь.
– Ты прости меня, детка! Хреновый из меня дед.
В тот момент никто из них не придал значения этой фразе. Возможно, расслышала ее лишь одна Ника, потому что вцепилась в его руку уже обеими руками, зашептала что-то на ухо. Она шептала, а Артем Игнатьевич улыбался, наверное, это было что-то важное и приятное, наверное, это даже уменьшало его боль.
– Очень хорошо. – А вот говорить у него получалось с усилием. – Я даже мечтать не смел…
– И у вас, Игнатьевич, все будет хорошо. И попробуйте только меня подвести после сегодняшних кульбитов! – А это уже отец. Прижимает плечом к уху трубку, а смотрит то на Артема Игнатьевича, то на Ивана, то на Нику. – Вертолет уже вылетел. Будет через десять минут. А пока давайте-ка как-нибудь в лодку.
В лодку Артема Игнатьевича переносили втроем. Ника тоже пыталась помочь, но отец ее шуганул, сказал, что это не дамское дело. Но шуганул как-то так деликатно, что Ника не испугалась и не обиделась, даже улыбнулась уголками губ.
К берегу мчались на всех парах. Там, на берегу, их уже ждали. Агата, все еще босая, в мокром платье, металась между Артемом Игнатьевичем и Никой. Обнимала то одного, то другую. Ее волосы растрепались, и вот такая, босая и растрепанная, она выглядела удивительно молодой и удивительно живой. Остальные родственники стояли в сторонке, то ли не решались, то ли не хотели подходить. Иван успел разглядеть закутанных в одеяла Ксю и Юну. У их ног стояли чем-то до краев наполненные рыбацкие сумки. Вертолет прилетел быстро, приземлился прямо на пляже, а уже через пару минут снова взмыл в небо с Артемом Игнатьевичем на борту.
А сумасшедшая ночь превратилась в сумасшедший, полный хлопот и тревог день. Через пару часов отцу сообщили, что у Артема Игнатьевича и в самом деле случился инфаркт, но жизни его ничего не угрожает. Вообще, отец как-то неожиданно стал тем человеком, который взял под контроль все, что происходило на вилле «Медуза». И контроль этот был тотальный. На вилле внезапно материализовался начальник отцовской службы безопасности. Ну как материализовался – просто сменил униформу официанта на привычный деловой костюм. И люди его тоже сменили, кто костюм садовника, кто официанта, а кто чернорабочего. Людей этих оказалось много. Иван и раньше подозревал, что они есть, но не думал, что их столько.