Лабиринт Медузы

С собой она вынесла только то, что достала из сумки, укрыла полой плаща от солнечных лучей. Кровь на палубе уже подсохла, и идти по ней можно было без страха. Никс так и шла, без страха и с улыбкой. Одной этой улыбки хватило, чтобы тот, что так и стоял над бесчувственным Димитрисом, выронил меч. А она могла думать только о том, как хорошо, что глаза Димитриса закрыты. Но она не могла рисковать. Кем угодно, только не им!

Сдернутый с плеч плащ накрыл Димитриса с головой. Вот так правильно и надежно. Вот так она будет спокойна.

К тем, кто в растерянности замер у борта, Никс оборачивалась неторопливо. Теперь не нужно спешить. Ни ей, ни уж тем более им. Она не желала никому зла. Так уж вышло, что ее заставили защищаться. Если уж люди так глупы, а море так вероломно…

Они умирали один за другим. Замирали с разверстыми в безмолвном крике ртами. Одни, самые безрассудные, хватались за оружие, но не успевали. Другие, самые умные, пытались отвернуться, но море, коварное море, которое снова почуяло ее ярость, уже выстроило вокруг корабля водяную стену, синюю зеркальную стену, от которой отражались и крики, и взгляды, и ненависть…

А Никс больше не видела ничего. Кажется, от этого ослепительного света она потеряла способность видеть. Среди еще живых и уже мертвых она бродила на ощупь, ориентируясь только на крики. И даже, когда на палубе воцарилась мертвенная тишина, она не сразу смогла остановиться.

Ее остановило море, плеснуло в лицо соленой водой, смыло пелену слез, вернуло способность видеть, узреть то, что она натворила в своей слепой ярости.

…Они были мертвы. Все до единого. И пираты, и пленники. Для ярости не было разницы между правыми и виноватыми, она смотрела на Никс застывшим взглядом, и во взгляде ее читался немой укор.

Предательница… Клятвопреступница… Убийца…

Онемевшее запястье с шипением обвила холодная, как гранит, змея, а каменные губы скривила скорбная усмешка.

– Чего ты добилась, дитя? Что ты натворила во имя своей любви?

Она почти забыла этот голос. Наверное, потому, что хотела забыть. Наверное, потому, что была глупой и слабой.

– Я виновата… – Слезы капали прямо на каменных змей, и те яростно шипели, норовили сомкнуть челюсти на ее руке. – Я виновата перед тобой. Прости…

– Сделай, что должно, и помни, на всю оставшуюся жизнь запомни, на что способна ярость ее дочерей. Ты хочешь себе такой доли, дитя?