Лабиринт Мёнина

– В таком случае у меня для вас скверные новости, – вздохнул я. – Он здесь больше не появится.

– Почему? – опечалилась хозяйка. – Решил коротать вечера в другом кафе, разнообразия ради?

– Разнообразия ради он решил коротать вечера в другом городе.

– Не понимаю, – она озадаченно покачала головой. – Это шутка? Такими вещами тут не шутят.

– Догадываюсь. Поэтому и не шучу. Он действительно вернулся домой. А я остался вместо него. Что-то вроде обмена заложниками. Так бывает.

– До сих пор я была уверена, что Тихий Город невозможно покинуть, – нерешительно заметила она.

– Да, но некоторым удается сделать невозможное.

– Но как у вас это получилось? Я имею в виду – остаться здесь вместо вашего друга?

– Да так… – я неопределенно махнул рукой. – Отпустить на свободу кого-то другого гораздо проще, чем сделать то же самое для себя самого. Проверено неоднократно на живом человеке – то бишь на вашем покорном слуге.

Она задумчиво уставилась на меня. Видимо, пыталась привыкнуть к моей манере изъясняться. Недоверчивое выражение ее милого лица вдруг сменилось приветливой улыбкой: очевидно, хозяюшка поняла, что я – совершенно безобидный тип, к тому же достаточно забавный болтун, поэтому меня следует приручать, а не отваживать.

– Как вас зовут, солнце мое? – наконец спросила она, ласково и снисходительно.

– Макс.

– А я – Альфа. Это не имя, а давнее прозвище. Но я предпочитаю прозвища именам. По крайней мере, прозвища дают более-менее осмысленно, а имена – как бог на душу положит. Что ж, милый Макс, теперь, когда мы представлены, «пришло время потолковать о многих вещах: о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях».

Я невольно рассмеялся, узнав цитату.

– Люди делятся на тех, кто любит рассказывать о чувствах, тех, кто предпочитает истории с моралью, и тех, кто всегда умудряется говорить о чудесах – даже если повествуют о том, как следует чистить картошку. Надеюсь, вы относитесь к последней категории рассказчиков?

– Несомненно, – заверил ее я. – Любая моя история – о чуде. По большому счету, до сих пор со мной не случалось ничего, кроме чудес. Я фигурирую в собственной биографии лишь в качестве свидетеля и, так сказать, пострадавшего: всю жизнь я болею чудесами.

– Именно болеете? – сочувственно уточнила она.

– Именно. Бывают ведь врожденные неизлечимые болезни, вроде малокровия или слабоумия. Моя хворь им сродни.

– Ой, как все запущено! – звонко рассмеялась она.

– Вот именно, – хмыкнул я, залпом допив остатки уже остывшего шоколада. – Хотите грустный секрет? Чудеса не приносят ни счастья, ни комфорта; невероятные события не освобождают от пут повседневности, а всего лишь перекручивают эти путы на иной манер, перед тем как затянуть их потуже… Невыносимо туго, по правде говоря!

– А где жмет-то? – осведомилась моя новая приятельница. – В подмышках?

– В основном в области сердца, – буркнул я.

– Вы действительно больны, друг мой, – сочувственно сказала она. – Но не чудесами, а обычной черной меланхолией. Самая популярная хворь Тихого Города в этом сезоне. Поздравляю, у вас прекрасное чутье на причуды моды! Но если вас интересует мое мнение, я бы посоветовала немедленно исцелиться. Чтобы наслаждаться жизнью, требуется особая, невесомая поступь духа, а сожаления о минувшем сделают его походку тяжелой, как у слона, мечущегося между посудными лавками. Хотите получить рекомендацию квалифицированного лекаря? Немедленно выговориться! Заодно и мое любопытство утолите.

– Хитрая какая, – я почувствовал, что мои губы расползаются в улыбке, на удивление искренней для человека в моем положении.

– А то! Конечно хитрая, на том и стоим, – она вышла из-за стойки и проворно завесила окна синими занавесками, пояснив: – Это – знак моим постоянным посетителям, что я занята и не могу уделить им внимание. А случайные клиенты нам не помешают: если и зайдет кто-нибудь – пусть себе сидит за дальним столиком, какое нам до него дело? Начинайте же. Бог с ними, с башмаками и кораблями, успеется еще. Рассказывайте о ваших грустных чудесах.

Разумеется, я ей все выложил. Это было лучше, чем исповедь, целительнее, чем сеанс у психоаналитика. Потому что когда рассказываешь о себе «правду и только правду», стараясь при этом быть увлекательным или хотя бы забавным, эффект поразительный: собственные горести начинают казаться старым анекдотом, который ты сам уже когда-то от кого-то слышал. А страдания героя анекдота могут разве что насмешить – такой уж это жанр.