Лабиринт Минотавра (сборник)

Дерринджер почувствовал себя перед телекамерой. Лицо его мгновенно одеревенело, руки стали неловкими и мешали. Он испытывал настоящий страх сцены. Ранее, в нормальной жизни, с ним никогда такого не случалось. Разумеется, Зона Развлечений, с ее вездесущими камерами и микрофонами, не являлась нормальным миром. Дерринджер подумал, что вот таким был некогда Голливуд, где позволяли снимать фильмы только потому, что так всем хотелось.

– Итак, как я понимаю, вы останетесь здесь на какое-то время? – справился Эбен у Инспектора.

– Это целиком зависит от мисс Элеи, – сдержанно ответил Дерринджер. – Как я уже говорил, я взялся сопровождать мисс до места назначения, поэтому все решения принимает она. Потом я немедленно вернусь в свою казарму.

– К чему такая официальность? – сердито вмешалась Элея и повернулась к Эбену и Зилову. – Мы будем рады разделить с вами ваш обед.

– Отлично. Но прежде я осмотрю ваши раны, может, надо наложить повязку, – ответил Зилов. – Вам повезло, что не придется накладывать швы. Среди нас нет настоящего лекаря. Как это вы так поранились?

– Леопард, – коротко ответила Элея и этим ограничилась.

– А что касается вас, Инспектор Дерринджер, то могу предложить вам переодеться, если, конечно, шутовской наряд не оскорбит вас.

– Было бы неплохо, – обрадовался Дерринджер. – Как только моя униформа просохнет, я тут же верну вашу одежду.

Ему действительно предложили костюм шута. Дерринджер сразу догадался. Комбинезон: белые ромбы на черном фоне с одной стороны и черные ромбы на белом фоне – с другой. Дерринджера смутил этот костюм, он не хотел в него облачаться. Негоже Инспектору вызывать смех и улыбки. Однако выхода не было. «Это ненадолго, – утешал он себя. – Скоро я получу назад свою высушенную и чистую униформу».

Зилов поставил на стол миски с тушеным мясом из котла, в котором что-то продолжало булькать. На столе появились буханка крестьянского хлеба и несколько бутылок темного пива. На экране телепередатчика возникло еще несколько темных точек. Дерринджера удивило, что число зрителей, наблюдающих за тем, как они едят, выросло по сравнению с количеством следивших за их ссорой. Но он ничего не сказал.

После ужина Элея поинтересовалась:

– А музыка будет?

– Если Инспектор не возражает, – ехидно ответил Зилов.

– Делайте, что хотите, – буркнул Дерринджер. – Я всего лишь ваш гость.

Зилов и Эбен играли что-то медленное, но ритмичное. Элее мелодия, должно быть, была знакома, ибо она тихонько подпевала. Все, кажется, остались довольны, ибо сами себе поаплодировали.

– Я знаю, Инспектор, такая музыка не по вкусу Спартанцам, но вы должны согласиться, что это приятная мелодия, – заявил Эбен.

– Такого я не скажу, – возразил Дерринджер. – Для моего уха она как жалобное мяуканье, прерываемое интервалами.

– Весьма неоригинальное сравнение. Вы туги на ухо с детства или по долгу службы? – не уступал Эбен.

– Не знаю, – признался Дерринджер. – Я понятия не имел о музыке, пока не прошел обучения в Оздоровительных Отрядах Вишну. По окончании курса учебы мне пришлось слушать музыку по долгу службы. Я поражался, что такая музыка может кому-то нравиться.

– У вас никогда не появлялось желания развить свой музыкальный вкус? – спросила Элея.

– Нет, а зачем? Глупо и противоестественно прививать себе вкус к тому, что тебе не нравится.

– Вы такой правильный, Инспектор, и напичканы законами, – рассмеялся Эбен. – Неужели вам не хочется узнать, чего вам не хватает, и восполнить этот пробел, хотя бы из любопытства?

Дерринджер не нашел ничего смешного в словах Эбена, хотя всех остальных они позабавили.

– Нет, не хочется. Суть основного догмата Обновленного Платонизма, а это наша философия, в том, что в мире много вещей, пробуждающих в людях интерес и кажущихся привлекательными, но не все они являются желанными. Надлежащее воспитание души помогает пренебречь плотскими вожделениями, принижающими ее.

– Значит, вы еще и философ, – заметила Элея. Дерринджер покраснел, потому что Спартанцы презирали книжную учебу и гордились отсутствием какой-либо философии в своих воззрениях.

– Ни в коем случае. Но человек, ничего не знающий о политической теории, которая лежит в основе правления в этом мире, просто невежда.

– «Где глупость – образец, там разум кажется безумием», – процитировал Зилов.

– Я не разделяю подобной доктрины, – возразил Дерринджер. Он повернулся к девушке: – Мы так и будем продолжать этот бессмысленный диспут? Или вы позволите мне проводить вас туда, куда вы направляетесь?

– Да, – ответила Элея, – пора в путь. И вам, Дерринджер, тоже, поскольку вы все равно меня не послушаетесь, если я скажу вам «нет».

Она повернулась к Эбену и Зилову.

– Благодарю вас за гостеприимство, возможно, мы еще встретимся на представлении.

Глава 14