Лабиринт отражений

Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.

Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная, чего.

Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю её за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясётся. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.

– Мамочка… – шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. – Пригнись, Лёня!

Я падаю рядом с ней, и вовремя – в окно бьёт хороший заряд каменной шрапнели.

– Баллов пять! – кричит Вика. – Семь!

– Восемь! – поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.

Пол хижины ещё трясётся, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.

– Круто, – шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю её взгляд, касаюсь рукой щеки. – Не сердись на меня, Лёня.

– Я не сержусь.

– Клиенты порой… заводят.

– Кепочка? – вспоминаю я.

– Он самый.

– Кто он такой?

Вика дёргает плечами.

– Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… – она усмехается, – всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.

– Он – садист?

– Да, наверное. Только особого плана.

Её губы беззвучно шепчут короткое ругательство.

– Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?

Вика молчит.

– Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…

– Мы – не отсеиваем никого.

– Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?

– Можешь считать и так.

Землетрясение, вроде бы, кончилось. Поднимаюсь, выглядываю в окно. По склонам ещё сходят лавины, речушка внизу перегорожена оползнем и медленно разливается, отыскивая новое русло.

– Стихло… – шепчу я, невольно понижая голос. Будто мои слова могут вновь пробудить стихию. – Вика, зачем ты сделала землетрясение?

– При чём тут я? Этот мир живёт сам по себе. У меня больше нет возможности им управлять.

– Совсем?

Вика бросает на меня короткий взгляд, встаёт, разглядывает изменившийся пейзаж.

– Абсолютно. Мир становится настоящим, только когда обретает свободу.

– Как человек.

– Конечно.

– Ты так веришь в свободу?

– А в свободу не надо верить. Когда она есть, ты сам это чувствуешь.

Наверное, я знал, что она скажет эти слова.

– Вика, если человеку – хорошему человеку, грозит беда… Если он навсегда может потерять свободу… ты согласилась бы ему помочь?

– Согласилась бы, – отвечает она спокойно. – Даже если он не очень хороший человек. Это такая позиция, если хочешь.

– Мне надо спрятать человека.

Вика смешно машет головой, так что волосы рассыпаются по плечам.

– Лёня, ты о чём? Где спрятать?

– В виртуальности.

– Зачем?

– Он не может выйти.

– Ты об этом, который в «Лабиринте?

– Да.

– Лёня… – Вика берет меня за руку. – Ты давно был в реальном мире?

– Полчаса назад.

– Точно? Тебе самому помощь не нужна? У меня… – она закусывает губу, – есть знакомый дайвер. Это не выдумки, они и впрямь существуют!

Забавно…

– Хочешь, я попрошу его встретиться с тобой?

– Вика…

Она замолкает.

Не привык я к такой заботе, честно говоря. Это моя специальность – беспокоиться о людях, потерявшихся в виртуальности.

– Я помогу, – говорит Вика. – Но ты не прав… мне кажется.

Сейчас мне не до споров.

– Спасибо. У вас надёжные системы безопасности?

– Вполне. Ты что-нибудь понимаешь в этом деле?

Киваю. Конечно, написать защитную программу я не смогу. Но вот ломать их приходилось столько раз, что впору считать себя экспертом.

– Можешь порасспрашивать Мага.

– А он мне скажет?

– Тебе – нет. И мне тоже, а вот Мадам…

Вика мешкает, бросает на меня такой взгляд, словно просит выйти. Я иду к двери, но она окликает:

– Лёня… Не надо. Хочу, чтобы ты видел.

Она подходит к стене, проводит по ней рукой. И доски расходятся, открывая узкую дверь.

Там, за дверью, свет. Холодный синеватый свет, неживой. Силуэт Вики секунду стоит в проёме, потом исчезает внутри. И я иду вслед, хоть мне этого и не хочется. Как загипнотизированный.

Сарай. Или морг. Или музей Синей Бороды.

Из стен – блестящие никелированные крюки, на них висят, чуть-чуть не доставая ногами до пола, человеческие тела. В основном – девушки, блондинки и брюнетки, несколько рыженьких, одна абсолютно лысая. Но попадаются и женщины средних лет, и пара старушек, несколько девочек и мальчиков.

Глаза у всех открыты, и в них – пустота.

– Это моя костюмерная, – говорит Вика. Я молчу. Я и так это понимаю.

Вика идёт вдоль покачивающихся тел, заглядывая в мёртвые лица, что-то нашёптывая – словно здороваясь с ними. Мадам висит в конце первого десятка. Вика оглядывается на меня, убеждаясь, что я смотрю – и прижимается к пышному телу владелицы заведения, обнимает его – словно в пароксизме извращённой страсти.

Мгновение ничего не происходит. Потом – я не успеваю заметить миг перехода, Вика и Мадам меняются местами. Уже не Вика – Мадам отступает от бессильно повисшего тела.

– Вот и все, – говорит Мадам своим низким, грудным голосом.

– Зачем… так гнусно? – спрашиваю я. – Эти крюки… этот морг… зачем? Вика?