Лабиринт отражений

— Это, мамочка, это. На меня ты рукой уже махнула, я понимаю, да и не особо возражаю — уж лучше так, чем твоя гиперопека Альки. Ты же ей вздохнуть не даешь, на коротком поводке держишь, не хочешь, чтобы у нее личная, своя, не подконтрольная тебе жизнь появилась! Тебе надо, чтобы хотя бы Алька осталась старой девой и всю жизнь провела рядом с маменькой, угождая и прислуживая!

— Снежана, остановись! — Светлана с ужасом смотрела на раскрасневшееся, перекошенное лицо дочери.

— И не подумаю! Сама без мужика столько лет живешь, а теперь гробишь и нашу жизнь! Завидуешь нашей молодости! Ай!

Звук пощечины вдребезги разбил тишину квартиры. Снежана отшатнулась, прижав к щеке ладонь, пару мгновений странно смотрела на мать, затем развернулась и молча ушла в ванную, захлопнув за собой дверь.

Светлана замерла, бездумно рассматривая свои руки. В душе больше не полыхало, остался только пепел. Серый, сухой, пачкающий все вокруг. Никогда прежде она не била дочерей, ни разу.

Как же они пришли к такому?

* * *

Поцелуи становились все глубже, голова кружилась все сильнее, руки Никиты утратили мягкую нежность, став настойчивыми и даже развязными.

Алина оттолкнула от себя разгоряченного парня:

— Не надо, прекрати!

— Почему? — глаза Никиты словно масляной пленкой покрылись, в них не было мысли — только желание. — Я так долго ждал этого… Иди ко мне, у тебя такие сладкие губы… Не надо, не застегивайся… М-м-м, какая упругая грудка!

Рука парня снова хозяйничала там, где нельзя. Вернее, можно, но не так, не на террасе клуба, куда в любой момент могут зайти. И не впопыхах, спьяну, грубо…

Ведь так все хорошо началось, там, в клубе, на танцполе. И здесь продолжилось, они целовались с Никитой так, что дыхания не хватало, а бешеный стук сердца заглушал доносящийся из клуба рев музыки.

А потом Никиту словно подменили. Нежный и чуткий принц превратился в какое-то животное!

Алина попыталась снова оттолкнуть окончательно потерявшего голову парня, но он был сильнее. И вел себя все наглее, уже и платье задрал, и вторая рука повела себя совсем уж бесстыдно!

— Ну что ты, что ты, Алиночка, не бойся, я же тебя люблю, ты будешь моей, только моей, — хрипло бормотал Никита между поцелуями. И вдруг взвизгнул, прижав руку к носу. — Ты офигела?!

— Сволочь! — Алина впервые в жизни разозлилась вот так, до искр в глазах, когда разум уступает место эмоциям и именно они заставляют действовать.

В данном случае — укусить перевозбужденного парня за нос. Это настолько шокировало Никиту, что весь его запал с треском лопнул. И, совершенно не к месту в голове зазвучал голос Пятачка из старого, времен детства родителей Никиты, мультика: «Интересно, а что это так бумкнуло? И куда подевался мой воздушный шарик?».

А бумкнула, похоже, его так долго ожидаемая мечта… Алинка, центр его мыслей и желаний, девушка, о которой он мечтал вот уже три года, надеялся, что у них когда-нибудь все получится! Заставившая сердце танцевать радостную джигу, когда он впервые коснулся ее губ, когда захлебнулся от счастья, от понимания — получится, все получится, он ей тоже нравится!

Эта девушка смотрела сейчас на него с обидой и презрением. И хотелось провалиться сквозь пол, а еще лучше — отмотать время назад, хотя бы на полчаса… Но увы, это невозможно. Оставалось только промямлить:

— Алина, прости, я…

— Ты! — карие глаза девушки яростно сверкнули. — Ты животное! Не подходи ко мне больше! Никогда!

Алина развернулась и, на ходу поправляя платье, вышла с террасы. Никита еще какое-то время постоял, подставив разгоряченное лицо легкому ветерку, а затем медленно побрел следом.

За столом Алины уже не было. Как и ее сумочки. Ушла. Да что ж он за дебил такой! А может, надо догнать, объясниться? Ну или хотя бы проводить, пусть и не рядом идти, чтобы знать — она добралась домой, у нее все в порядке.

Никита начал пробираться сквозь танцующую толпу к выходу, но был перехвачен Милой. Она оттащила парня обратно к столам, прокричав ему на ухо:

— Дай ей успокоиться! Сейчас Линку лучше не трогать, поверь!

— Я хотя бы провожу, поздно ведь.

— Она такси вызвала, я слышала. На вот лучше, выпей еще, легче станет, — Мила протянула Никите бокал с вином.

Незаметно бросив туда маленькую таблетку.

Глава 4

Николас Ифанидис устроился в удобном кресле с бокалом коньяка в руке. Собственно, коньяка там было, как и положено, треть бокала, чтобы, согрев в ладони, можно было насладиться и ароматом, и вкусом благородного французского напитка многолетней выдержки. Самого дорогого, самого лучшего, потому что в жизни Николаса Ифанидиса абсолютно все должно быть самым лучшим и самым дорогим. Он заслужил, заработал, выгрыз у судьбы свой золотой билет и снижать планку не собирался.