Лабиринт памяти (СИ)

Шли дни, а её письма так и оставались без ответа. Единственным звеном, связывающим Гермиону с Драко, была его мать — Нарцисса, которая уже в тот же день состоявшегося откровенного разговора написала, что Драко покинул поместье, так и не удосужившись с ней поговорить. Гермиона не слишком удивилась этому известию, ведь она была уверена — Драко слышал всё от начала и до конца, и, скорее всего, просто не мог принять эту правду и смириться с ней. Наверняка он даже не хотел вдумываться в причины, побудившие Гермиону совершить тот роковой поступок, и уж тем более не собирался их понять. Поэтому в какой-то миг, спустя два месяца и двадцать три дня, Гермиона с болью в сердце решила, что лучшим и по-настоящему правильным решением будет его отпустить. Она сделала всё, что могла: писала письма, на которые не получала ответа, обивала порог квартиры, где предположительно жил Драко, и поддерживала общение с Нарциссой, которая, к сожалению, была так же бессильна. Гермиона не могла сказать, что у них сложились настоящие дружеские отношения, однако им обеим была небезразлична судьба Драко, о котором уже несколько месяцев не было никаких вестей. Поэтому их переписка и редкие встречи, в большей части наполненные неуютным молчанием, спасали обеих от острого одиночества и вселяли надежду, что когда-нибудь, возможно, он вернётся хотя бы к одной из них, и тогда вторая обязательно узнает об этом и уверится, что с Драко всё хорошо.

Постепенно жизнь начала входить в привычное русло, Гермиона вернулась на работу, самоотверженно окунувшись в текущие заботы и проблемы, а в те редкие дни, когда друзьям всё же удавалось её вытащить куда-нибудь, искренне старалась делать вид, что всё как прежде. Гарри с Джинни взяли за правило избегать опасную тему в разговоре, связанную со сложившейся ситуацией, а когда кто-то другой бросал случайные фразы на счёт семейства Малфоев, быстро старались переключить внимание говорящего на что-то другое, и Гермиона была им искренне благодарна.

Она больше не злилась на Джинни, хотя вернее будет сказать, она никогда не злилась на неё вовсе, понимая, что во всём случившемся виновата сама. Гермиона взвалила слишком большую ответственность на плечи подруги, попросив помощи, и теперь была искренне благодарна, что та многие годы хранила её тайну.

В вечер, когда Гермиона решила отправить последнее, прощальное письмо Драко, она сообщила об этом Джинни, которая тут же к ней аппарировала. Они, обнявшись, обе плакали, когда та, в попытке её отговорить, рассказывала, что чувствовала всё это время, наблюдая, как Гермиона пытается строить свою жизнь, не помня, возможно, самую главную её часть. Она рассказывала, как пыталась верить, что у Гермионы всё сложится с Роном, хотя сама в глубине души всегда знала правду: они не смогут сделать друг друга счастливыми. Джинни рассказывала всё откровенно и без попытки хоть что-то утаить, и эта озвученная правда была её личной исповедью, которую она, безусловно, заслужила. В тот вечер Гермиона окончательно простила Джинни, но не простила себя, считая, что не заслуживает прощения. Поэтому её решение оставить Драко в покое было хоть и выстраданным, но уже безвозвратным. Она решила, что больше не будет пытаться оправдаться перед ним, не будет ему докучать своими письмами и попытками узнать, где он сейчас. Гермиона, наконец, смирилась с мыслью, что всё действительно кончено, хотя робкая надежда, что однажды Драко всё же простит её, ещё теплилась в душе. Просто теперь она твёрдо знала — всё зависит только от него. И если он выбирает жизнь без неё, то так тому и быть.

— Я помню миг, когда ты пришла в себя, Гермиона, — уже под утро, после долгого молчания произнесла Джинни. — Блейз помог мне отнести тебя в твою спальню, а я всю ночь не смыкая глаз смотрела на твоё лицо, умоляя, чтобы ты поскорее очнулась. Я помню, ты проснулась как раз к завтраку, словно ничего не произошло. У тебя сильно болела голова и ты жаловалась, что совершенно не можешь вспомнить, как заснула, но в целом вела себя, как обычно. Мы спустились в Большой зал и по пути столкнулись с Драко, который уже направлялся в сторону своей гостиной. И тогда я, кажется, забыла, как дышать: вы оба остановились и посмотрели друг на друга, словно увидели впервые. В тот миг мне казалось — вы вспомните всё, и, когда Драко двинулся к тебе, я была уверена, что так и будет. Но он просто медленно прошёл мимо, задержав на тебе печальный взгляд, а ты ещё долго, сама того не осознавая, смотрела ему вслед так, словно понимала: он уже никогда не вернётся к тебе. Это был последний раз, когда вы виделись в Хогвартсе. В тот же день Драко вернулся домой.

Гермиона слушала её, чувствуя, как уже ставшая перманентной боль окончательно разъедает её изнутри, но не позволяла себе заплакать. Впрочем, у неё бы всё равно уже не получилось: за последние двенадцать часов она, казалось, исчерпала весь запас своих бесполезных слёз.