Лабиринт розы

Солнечный зайчик медленно пробирался по полу в густых сумерках церковного придела, пока не отскочил от вогнутого зеркала, и взглядам зачарованных зрителей на мгновение — буквально на несколько секунд — предстало полупрозрачное видение. Ангел был тот же самый, что появился двумя месяцами ранее, в ночь накануне Дня святого Георгия, на постоялом дворе «Белого оленя», в бывшем пиршественном зале. В отличие от предыдущей инкарнации, ему недоставало четкости, поскольку тогда Алекс использовал лазерный луч, освещавший призмы в полной темноте. Тем не менее эффект получился необычайный. «Ангелоподобная Люси» возникла и снова исчезла в южном трансепте Шартрского собора, а солнце, пройдя меридиан, продолжило свой путь — сотни лет один и тот же. Каждый год оно миновало эту точку, пусть и без ангела.

Чудо вызвало негромкие аплодисменты: религиозный антураж препятствовал бурному выражению восторга.

— «Не англы, но ангелы»,— напомнил зрителям Алекс.

Когда все посторонние ушли, Амаль Аззиз, нарочно прибывший на представление «Евростаром» вместе с Зариной Анвар, дружески подмигнул Максу. Бесспорно, Алекс до мелочей отрепетировал с сыном все действо, но оно тем не менее произвело на Амаля неизгладимое впечатление. Ему даже пришлось вступить в шутливую перепалку с Грейс, которая, не сходя с места, предложила юному дарованию работу на телевидении. Аззиз выдвинул для мальчика встречное предложение: как-нибудь явиться в операционную и вместе попрактиковаться в кардиохирургии. Алекс, услышав их спор, только рассмеялся.

Следующим пожать руку Максу подошел Генри, вместе с каким-то рослым человеком.

— Макс, Алекс! «Какое величавое виденье!»[143] — как заявил Фердинанд шекспировскому Просперо.

Это был Ричард Проктор, крестный Алекса, добившийся согласия на постановку опыта у своего старинного друга, монсеньора Жерома. Алекс очень обрадовался похвале.

— Несмотря на помехи — избыток света и целые сутки до настоящего солнцестояния — нам все же удалось в буквальном смысле поднять дух хотя бы одного из присутствующих. Думаю, сам Просперо санкционировал бы наш показ. Помните: «Ты с духами своими разыграл отлично пьеску, потешив нас образчиком искусства моего»?[144]

— Неужели они смогли до такого додуматься? И в шестнадцатом веке изобрели голограмму?

— Откуда нам знать? — покачал головой Алекс, сунув руки в карманы.— Мы обнаружили части этой установки в одном из сундуков. Может, они еще только собирались поставить опыт… Дело в том, что Ди был и математиком, и изобретателем; он запросто мог вычислить нужные угловые величины и много экспериментировал с зеркалами, подаренными ему Меркатором[145]. Солнечный свет привлекал и Бруно, и, мне кажется, его интерес многократно возрос после долгого нахождения во тьме тюремной камеры, куда инквизиция засадила его, не предоставив ни бумаги, ни чернил. Он разгадал множество загадок Солнечной системы, причем скорее философским, чем научным способом. Оба этих ученых заново открыли способ создания говорящих статуй, которым пользовались еще древние греки и египтяне. Можно предположить, что Ди создавал подобные трюки и для театра. Думаю, эта гравюра как раз иллюстрирует мою догадку. Конечно, у нас есть преимущество в виде ретроспекции, но все же это очень вероятно. Другой вопрос: получилось ли это нарочно, случайно или при вмешательстве ангелов…

— И пробовали ли они сами провести подобный эксперимент? — договорил за него крестный.

— Очень сомнительно. Для управления источником света им потребовалось бы дополнительное оснащение. Однако гравировка на стекле просто поразительна. «Меланхолия I» Дюрера посвящена сатурническим магическим опытам, а «Меланхолия II», вероятнее всего, изображает святого Джерома, покровителя алхимиков. До сих пор не утихают слухи, что существовала и третья гравюра, но она утрачена. На нашей стеклянной пластинке проставлена только римская цифра III. Но что, если она создана рукой Дюрера? Тогда вот вам и недостающая часть всей головоломки! Умение вызвать ангела на любом из трех уровней инициации является наилучшим свидетельством высочайшего мастерства и учености, а Дюрер, без сомнения, был приверженцем герметической философии. Словом, вам решать, подлинник это или подделка.

Люси в душе чувствовала себя обманутым ребенком. Чтобы сохранить естественность ее реакции, Алекс в тот день не предупредил ее заранее о том, что должно произойти в «Белом олене», а только попросил быть готовой ко всему. Да и в своих последующих объяснениях он явно многое намеренно упускал. Люси была убеждена, что игра еще не кончена.

— То есть в ту ночь не было ничего этакого, если не считать появления ангела?

Алекс кивнул.

— Значит, по-твоему, доктор Ди никогда не вызывал ангелов? И знал, что это просто фокус?