Лабиринт розы

Она сбросила полотенце и нагишом подошла к окну, впервые за много месяцев забыв о навязчивом желании прикрыть изуродованное шрамами тело. На небе, в знак победы солнечного света над стихией дождя, перекинулась двойная радуга.

— Смотри, Алекс…

Он обнял ее сзади и вместе с ней перегнулся через подоконник.

— Поэзия в союзе с наукой.— Его глаза прятали улыбку.— Тебе непременно надо осмотреть сад, до обеда еще есть время.

— Можно сегодня я буду готовить?

Алекс не возражал.

Трава намокла от ливня, повсюду валялись сорванные ветром ветки, но в остальном сад мало пострадал от вчерашней бури. Люси любовалась розовыми кустами, которых тут было, наверное, не меньше сотни — их свежие побеги были усыпаны бутонами, хотя ни один пока не распустился.

Они вышли к фонтану, расположенному между клумбами. Люси провела пальцем по спирали, выложенной из фарфоровых черепков, и Алекс пояснил, что мать украшала фонтан своими руками. Вода, заполняющая чашу фонтана, была обжигающе-ледяной, но Люси вычерпала часть ее пригоршнями, чтобы рассмотреть изображение Венеры, выложенное в центре. За кустами, на стене каменной кладки, служащей преградой от ветра, она разглядела циферблат солнечных часов — железная стрелка старинной работы в форме руки указывала пальцем как раз на Венеру. Солнечного света вполне хватало, чтобы проверить точность времени, и Люси невольно взглянула на наручные часы, словно девчушка, встретившаяся с волшебством. Убедившись в несовпадении, она сморщила нос. Алекс рассмеялся:

— Здесь градуировка для лунных часов. Мою маму звали Диана, как богиню луны; она обожала лунный свет. Некоторое время она использовала и солнечные часы — они в другой части сада,— и у нас вошло в привычку вводить поправку. Если не ошибаюсь, коррекция составляла сорок восемь минут для каждого дня от полнолуния до полнолуния, во время которого полдень и полночь совпадали. Ну а в остальные дни приходилось беспрестанно заниматься вычислениями. Все это учтено и выбито здесь же, на латуни.

— Да это просто магия… У тебя была по-настоящему чудесная мама!

Алекс кивнул. Она увидела на его лице печаль — не столько от потери матери, сколько из-за сочувствия к Люси, всю жизнь лишенной ее благотворного присутствия. Алекс решил пока отложить этот разговор.

— Может, прогуляемся по саду?

Люси отвернулась от лунного циферблата и ступила на плохо пригнанную плитку дорожки с нарисованной на ней большой звездой. Раздался щелчок, и Алекс, оправдываясь, пояснил:

— Здесь все немного обветшало. Если мне удастся взять побольше выходных и погода будет благоприятная, я приеду и приведу дом в порядок. А Макса возьму в помощники. Ты не откажешься немного покопаться в саду?

— Зачем спрашиваешь?…

Люси очень понравилось, что он упомянул о сыне. Она протянула Алексу руку, и они вместе направились к ближайшей рощице. Когда мокрые заросли травы стали слишком высокими и густыми, Алекс взял Люси «на буксир». Она шла позади и размышляла о прописанных ей лекарствах. Неужели они вызывают у нее галлюцинации? Но ведь Алекс — вот он, здесь. Она ощущает исходящий от него аромат ветивера — основной парфюмерной ноты его любимой туалетной воды «Аква ди Парма» — и более прозаический запах смолистого дымка… Она поцеловала Алекса в затылок.

* * *

Пока Люси нарезала лук-шалот и лимоны и выкладывала на блюдо тилапию, купленную вчера на рынке, Алекс общался по телефону с Максом — тот продолжал таскать Шан по всем своим излюбленным местечкам.

Возиться на кухне было приятно: много света, просторно, есть все необходимое оснащение и к тому же богатый ассортимент специй. Люси поставила рыбу в духовку, бросила в пароварку немного риса, затем взяла стакан с водой и неспешно вернулась в гостиную, где стояло пианино. Алекс обмолвился, что вообще-то оно принадлежало Уиллу. Теперь Люси захотелось немного поиграть. Когда-то она делала успехи, но уже несколько лет не садилась за инструмент, и ей было интересно проверить свою память. На крышке лежали ноты — Люси взглянула на них и чуть не поперхнулась.

— Попробуешь сыграть что-нибудь? — подошел вслед за ней Алекс.

— Все это немного выше моего уровня.«Вальдштейн-соната» Бетховена, экспромты Шуберта… и этот невозможный Шопен. Ни одного простенького ноктюрна. У него хватало на это мастерства?

Алекс кивнул, и Люси тоже решительно кивнула в ответ:

— Тогда и я попрактикуюсь.

Она отодвинула виолончель и неожиданно сказала, взглянув на Алекса:

— Она была твоей. Это атрибут Аполлона.

Она рассмеялась, а Алекс пояснил, хотя Люси не требовала никаких признаний:

— Я давно ее забросил. Времени нет. Когда-то мы составляли трио; я играл хуже всех, зато мама была первоклассной скрипачкой. Когда она настолько ослабела от болезни, что не смогла больше играть, я тоже перестал, и насовсем. А Уилл постоянно музицировал для нее, в дождливые дни он почти не вставал из-за инструмента. Когда мы в последний раз играли здесь втроем, мама, наверное, была еще здорова…— Он говорил все глуше и тише.— Сыграй что-нибудь, пожалуйста. Так грустно, когда пианино молчит. У него приятное звучание.

— Будь ко мне снисходителен.