Лабиринт розы

— Но вот странная вещь: полотно «Венера и Адонис» в Лондонской национальной галерее — Грейс захватила с собой репродукцию — занесено в каталог под каталожным номером NG34. Это тридцать четвертая картина, приобретенная галереей в девятнадцатом веке, а изображена на ней затухающая любовь Филиппа и Марии Тюдор — тоже, кстати, дочери Генриха Восьмого. Венера пытается не пустить Адониса на охоту, что, вероятно, символизирует просьбу Марии к Филиппу не покидать ее.

— Ради ее сестры, Елизаветы!

Грейс отыскала открытку с репродукцией среди своих заметок и показала Саймону, а тот передал ее Люси и Алексу, а затем — Генри.

Последний заметил:

— Конечно, строки поэмы можно было сосчитать и раньше, в конце шестнадцатого или начале семнадцатого века, но откуда они могли тогда знать, что через два столетия картине присвоят номер NG34?

Лица у его собеседников вытянулись от изумления, а Алекс скептически усмехнулся:

— Сюда можно еще добавить, что телефонный код Испании — бывших владений Филиппа — тоже тридцать четыре!

Совпадение при всей его нелепости показалось всем совершенно очаровательным. В какой-то мере оно затрагивало различные экзистенциальные пласты и наталкивало на вопрос, не следует ли считать жизнь гиперболой искусства.

Люси с энтузиазмом стала развивать идею:

— Я в восторге! Присовокупим это к предыдущему отрывку: «Где я покинул прелестную спящую даму?» Теперь я прониклась еще большей симпатией к Ариадне — красавице, которую Тесей покинул сонной на Наксосе. Тициан изобразил ее глядящей вслед Тесею и взывающей к Дионису о помощи. У него Ариадна не умирает, а в качестве отсрочки получает новое сердце от наиболее милосердной из трех парок. За то, что она вывела смертного из лабиринта, ее возводят до статуса богини. Это полотно тоже числится среди жемчужин Национальной галереи, и именно оно, как мне кажется, поможет нам разобраться в нашем тексте.

Порывшись в груде листков, Алекс нашел нужный отрывок и, сделав в нем карандашные пометки, отложил к тем, которые они уже успели обсудить.

— Это был пятый сверху? А другой, где говорится про реку Стикс? Там тоже упоминаются Венера и Адонис. Помнишь, Люси, во время нашего вечернего путешествия на яхте мы переименовали Темзу в реку Стикс и должны были заплатить перевозчику, а еще миновать Старуху с Косой. В больнице устраивали вечеринку на Хеллоуин, — пояснил он отцу.

— Алекс, — вдруг сказала Люси, — та «небесная богиня света» и тот человек, который «может и в реальном мире попасть на счастливые острова Духа»…

Все ждали, что она скажет дальше, но Люси не могла подобрать слова, чтобы выразить свою мысль, настолько странной она казалась. Люси вспомнила, как глухо стукнуло у нее в груди при виде незнакомой барки, и вдруг поняла, что тогда прошло ровно сорок суток после ее операции — и после гибели Уилла. Сорок дней Христос постился в пустыне, сорок дней Моисей провел на горе Синай, столько же времени египтяне отводили на ритуальное очищение мумии, а по христианским верованиям это период, когда душа умершего томится в ожидании, куда ее определят. Сердце Уилла оставалось с Люси, а его душа улетала в рай?…

— В этих документах содержится наша история, — вот все, что сумела сказать Люси.

И ее поразила реакция Алекса, который подтвердил с легкой улыбкой:

— Да, так и есть.

Все это оказало на Люси сильнейшее воздействие, глубоко затронув самые сокровенные ее чувства. Ей была необходима передышка, и, пока Грейс засыпала Алекса вопросами о прежней владелице их поместья, Люси в поисках убежища удалилась на Дианину кухню под предлогом приготовления свежего чая и кофе. Голова у нее шла кругом. Она поставила чайник на плиту и через гостиную прошла в кабинетик Дианы, совершенно не чувствуя себя здесь непрошеной гостьей. На письменном столе занимала свое прежнее место миниатюра шестнадцатого века с дамой в прелестном корсаже, расшитом деревцами, бабочками, оленями… Люси взяла портрет в руки и оказалась лицом к лицу со смуглой красавицей, вопрошая себя, кто эта незнакомка и чем помогла бы им ее история, знай они ее.

Чайник все не закипал, и Люси перешла снова в гостиную, где уселась за ноутбук Алекса, освоенный ею накануне, за время более близкого знакомства с Максом. Она ввела в поисковик имя и дату: «Эмилия Ланьер, 1592» — и в числе прочего получила различные варианты написания. Торопливо пробежав глазами по выборке, Люси почти сразу наткнулась на сведение, которое показалось ей безумно интересным. Она рванулась в кухню, едва не обожгла руку, наливая в чайник кипяток, а затем в таком же возбуждении ринулась в сад.

— Лунина была повитухой Адониса, — нацепив очки на нос, рассказывал меж тем Генри, читая по указанной Грейс странице. — Она освободила его из заточения в священном мирровом дереве — в точности как Просперо извлек Ариэля из сосны.

Но тут все посмотрели на Люси, водрузившую на стол чайник и кофейник.

— Что случилось? — спросил Саймон.

— Я думаю, — выпалила она, — что на портрете, который у вас выкрали, а потом вернули, изображена прекрасная возлюбленная известного нам лорда-камергера — Эмилия.