Лабиринт розы

Профессор Фицалан Уолтерс красовался во главе стола в гостиничном люксе, а по бокам от него, хоть и на почтительном расстоянии, застыли желтоглазый Анджело и рослый француз в сером — тот, который сидел за рулем, когда Люси похитили во Франции. Эф-У чрезвычайно церемонно принялся наполнять бокал гостьи, но на полпути остановился:

— Вам, как мне известно, пить возбраняется: алкоголь подавляет действие медикаментов. Немного вина, впрочем, никому не вредит: белое бургундское прекрасно оттеняет вкус морского ангела.

Люси выдерживала в поведении взвешенную задумчивость. Ей любой ценой надо было убедить профессора и его свиту, что ее самообладание и независимость неподвластны их влиянию, но новое подтверждение его исключительной осведомленности о ее делах в очередной раз поколебало ее решительный настрой. Он уже успел спросить Люси о том, сколько ей было лет, когда ее мать бежала из Сиднея. В тот момент она почувствовала, будто почва уходит из-под ног, но постаралась замаскировать тревогу.

На столе рядом с Люси зазвонил ее мобильник.

— Это наверняка Алекс. Он волнуется за меня. Мне лучше ответить.

Ее сотрапезник даже не думал возражать. В его учтивости, такте и предупредительности было что-то жутковатое.

— Алекс, со мной все в порядке. Предупреждаю твой вопрос: нет, я не голодна. Более того, передо мной на столе прекрасный ужин. Ты тоже не забудь поесть. Как только мы покончим с делами, я в ту же минуту позвоню тебе — надеюсь, мне никто не помешает это сделать.

Люси как могла скрывала эмоции, которыми был насыщен ее диалог с Алексом: ей нельзя было выдать свою слабость. Закончив разговор, она с вызовом посмотрела на профессора, заметив при этом, что тот не сводит глаз с инкрустированного рубином ключика, проглядывающего из-под ее жакета.

— Вам невероятно повезло, мисс Кинг, что лечащий врач проявил к вам такое участие. Его наказали за это? У меня создалось впечатление, что потерять пациентку более приемлемо, чем спать с ней.

Люси не могла определить, высказывает ли профессор таким образом неприязнь к сексуальным отношениям или исподволь признается в вуайеризме. Она, не моргнув, пропустила дерзость мимо ушей, и Эф-У сменил тактику.

— Зачем нам ждать одиннадцати вечера?

Вопрос прозвучал кротко и оттого еще более агрессивно. Обитая дверь люкса, отделанного в тюдоровском стиле, бесшумно отворилась, и к их компании присоединился Ги Тампль. От участия в беседе он, впрочем, устранился.

— Во-первых, — заявила Люси, — нам лучше дождаться закрытия «Белого оленя», иначе сбежится толпа нежелательных свидетелей. Во-вторых, мне известно, что время должно быть выверено с абсолютной точностью. Если я не ошибаюсь в подсчетах, то оно приходится ровно на четыре градуса в Тельце, то есть на сегодняшнюю полночь. В этот момент чему-то предопределено случиться.

Понятно. Час встречи Гамлета с призраком. Как поэтично! А здание, в которое вы собираетесь нас повести, — вы уверены, что именно оно нам нужно?

— Да, уверена. Мортлейк стал для Ди завершением, но не был его началом: Ди родился в Лондоне, близ Тауэра. А Шекспир не мог знать заранее, что Стратфорд — и его начало, и конец. Подсказки в рукописях убедили меня, что именно он — автор головоломок; возможно, Шекспир составлял их для Джона Ди. В таком случае все указывает на трактир — единственное место, где сходятся все отгадки: белый олень, Шекспир, роза, Венера и Адонис. Очевидно, они сами выбрали тот дом местом собраний и эзотерических дискуссий.

Большую часть дня все трое провели за обсуждением текстов в стратфордском «Алвестоне», в люксе Уолтерса. Люси заново просмотрела оригиналы, ощутив несказанную радость от одного прикосновения к старинным манускриптам. Ее повеселило то, что похитители не разглядели составного лабиринта на оборотах страниц, а значит, обошли вниманием и лицо, появляющееся при правильном выстраивании дорожек лабиринта. Чтобы понять его значение, потребовалась смекалка семилетнего умника, и Люси решила, что не стоит уведомлять их о находке.

С другой стороны, профессорская шайка владела знаменитой семейной Библией Стаффордов, датированной семнадцатым веком. Едва взяв ее в руки, Люси почувствовала, как крепнут ее силы. Ей сделалось невыносимо противно, что «вознесенцы» посмели присвоить этот раритет и вынашивали при нем свои замыслы, что из бесчисленных пометок, сделанных рукой Дианы, злодеи почерпнули те необходимые сведения, которых так не хватало ей с Алексом. Однако книга не раскрыла нечестивым все тайны до единой. Некоторые слова, вышитые на сумке-конверте, нашли здесь свое повторение: в Притчах были помечены места, где речь шла о мудрости, жемчугах и рубинах, а заключительные строфы каждого из пергаментов были выписаны на шмуцтитуле. Среди них Люси увидела знакомую «таблицу Юпитера», и это только подхлестнуло поток ее мыслей. Не наталкивал ли рисунок на необходимость новых вычислений, подобных тем, что Алекс сделал для расшифровки псалма? Люси поняла, что только дополнительное скрупулезное изучение даст ясный ответ на вопрос.