Лабиринт розы

Но хуже всего был страх неодобрения со стороны Алекса — неотступная тревога, что он, чего доброго, осудит замену его исключительного брата на кузена, которого сам-то видел всего раз в жизни, да и то на похоронах Уилла. Все тогда были так потрясены, что не думали об этикете. Шан показалось, что Алекс холодно обошелся с Кэлвином. Что ж, это вполне объяснимо… Может статься, что Алекс в тот день вообще был где-то далеко, в себе? Тем не менее в переполненной приходской церквушке он произнес панегирик без всякой дрожи в голосе. Его великолепная прочувствованная декламация рассеяла печаль даже у Саймона, понуро сидевшего рядом с ней; он с признательностью взглянул на оратора и, просветлев, прислушался к его задушевным словам, пронизанным тонким юмором. Шан до сих пор не могла удержаться от слез, когда вспоминала фразу, которой Алекс завершил надгробную речь: о том, что все наше существование лишь почва для грез и «сон — завершенье куцей жизни нашей».[49] Бывало, и Уилл цитировал ей эту строку из «Бури», словно бы намекая на собственную участь. В горле у Шан сжалось, но она решительно пресекла рыдания. На сегодня и так всего предостаточно.

Раздался звонок домофона, и Кэлвин сообщил, что уже поднимается. Пора было успокоиться и наконец на чем-нибудь остановиться. Шан быстро накинула розовый пиджачок с разрезами и разноцветными пуговицами на обшлагах, а затем еще приколола на лацкан шелковую розочку. В нем она выглядела необычно и стильно, в общем, соответственно случаю. «Уилл меня бросил, — сказала она самой себе, — поэтому вряд ли они будут сильно протестовать, что в моей жизни появился кто-то другой. Алекс всегда проявлял ко мне участие и не станет изводить меня за это». Однако она и сама не могла объяснить, почему беспокойство и нервозность по-прежнему не покидают ее.

* * *

Алекс избавил Люси от воскресного одиночества, придя ровно к одиннадцати и тут же отметив, что болезненные призраки пятничного вечера, очевидно, унеслись прочь. Она собрала свои темные волосы в высокий хвост, стянув его косынкой, отчего показалась ему невинно-чувственной, но все такой же обворожительной. Пока они спускались к машине, Алекс нежно держал ее за руку. Они принялись непринужденно болтать. Алекс решил заранее посвятить Люси в подробности предстоящей встречи, опасаясь, как бы его приятели ненароком не обескуражили ее. Он объяснил, что идея собраться принадлежит его кузену, которого он даже толком не знает; тот через несколько недель отбывает в Штаты и поэтому предложил увидеться. Из-за плотного расписания Алекс мог согласиться либо на сегодня, либо на неизвестно когда. Он нарочно опустил сложные перипетии личной жизни своего родственника, поскольку еще до конца не решил, как он сам к ним относится, хотя на первый взгляд не видел, какие тут могут быть возражения.

Когда Алекс припарковался на Вудланд-роуд позади машины Саймона (явно полноприводной), тот махнул рукой и одобрительно присвистнул при появлении Люси. Алекс предложил ей локоть, подвел к приятелю и, крепко пожав ему руку, представил свою спутницу. «Вот это да! — подумал про себя Саймон. — И почему врачам всегда так везет?»

— Мы с вами уже виделись? — незамедлительно поинтересовалась Люси.

Ей необыкновенно импонировало открытое умное лицо нового знакомого.

— Я бы непременно запомнил.

Учтивость Саймона не всегда стоило принимать за чистую монету: как и Уилл, он на все глядел чрезвычайно критически, а склад ума имел самый язвительный, что, конечно же, не позволяло ему угождать общественному мнению. Тем не менее барышня оказалась обезоруживающе хорошенькой, и он чистосердечно прибавил:

— Но я очень рад, что мы встретились сейчас.

Люси без стеснения улыбнулась Саймону, чувствуя себя своей в этой компании.

— Шан и Кэлвин обещали ждать нас где-то у утиного пруда, — равнодушно обронил Алекс.

Саймону оставалось только догадываться, что тот чувствует на самом деле.

— Любопытно узнать, какой он, этот Кэлвин, — подхватил он. — На похоронах я с ним даже не поговорил.

Люси притихла. От Амаля она слышала о недавней непоправимой утрате в семье Алекса и понимала, что призраки еще не успели обрести покой. Сам он ничего ей не рассказывал, а она пока недостаточно знала его, чтобы затрагивать эту тему. Как ни хотелось Люси открыть Алексу, что она знает о его горе и бесконечно соболезнует, но она все же решила с этим подождать. Возможно, однажды вечером он сам придет в нужное расположение духа и за бокалом хорошего вина разоткровенничается с нею. Ей очень хотелось, чтобы такой вечер поскорее наступил: подобный доверительный разговор ознаменовал бы для нее серьезную перемену.