Лабиринт (СИ)

— Исключено, — отвечаю очень грустно, — слишком дорого, а у вас бюджета нет. Ну, то есть бесплатной учебы, да ещё и для иностранцев. Меня не отпустят, нет.

— А если я найду деньги тебе на обучение?! Может, поступим вместе в Колумбийский?

Качаю головой. Во-первых, неизвестно, когда именно найдутся деньги, у него для себя-то пока нет. Во-вторых, если я скажу, что мне их дает парень — меня тут же прикуют к батарее, и тем более не отпустят! А врать я не хочу.

Делюсь с ним своими соображениями. Он соглашается, и мы оба понимаем, что брак для нас — это на самом деле единственный, хотя и очень неожиданный, выход. Ну когда и насколько он сможет приезжать туда ко мне, по сути, в страну третьего мира, без знания нашего языка, нашего менталитета? С его сумасшедшей жизнью, с его планами. О себе я уже молчу, у меня элементарно не найдется денег на билет, а просить я ни за что не стану. Это ужасно.

Кроме того, мы не поднимаем эту тему, но я помню о возникшем на ровном месте долге, который висит над всей нашей командой, как Дамоклов меч. И я намерена честно отдавать его, вместе со всеми! Как же я помогу им, будучи там? А так, за год или два четкой, слаженной работы мы отдадим долг, я уверена.

— У родителей появилась твоя маленькая сестрёнка, — рассуждает Алекс, — так им будет легче отпустить тебя.

И я абсолютно согласна с ним! Мама полностью растворилась в Катюшке, иногда, от усталости и переизбытка эмоций от постоянного общения с младенцем, она даже не замечает меня. Отец делает успехи на ниве частного предпринимательства, и, похоже, очень горд собой. Когда он не работает, а работает он много, то предпочитает общаться с мужиками в гараже за шашлыком и рюмкой или на бесконечных рыбалках. А, и ещё «воспитывать» меня, это хобби. Ремнем и унижением, несмотря на мой возраст. Да, вырваться из-под его домашнего гнета для меня дополнительный стимул!

— Не бойся трудностей, — просит Алекс очень серьёзно, крепко обнимая меня, — честно, я не знаю никого, кто женился бы в восемнадцать лет! Мои родители, к примеру, поженились, когда им обоим было хорошо за тридцать, и я у них единственный ребёнок. У нас, в Англии — это норма. Я тоже боюсь! Но отпустить тебя — для меня невозможно.

Вот так, просто. И вместе с тем, он говорит от сердца, от души! Я чувствую то же самое.

Мы проговорим весь остаток ночи. Уже под утро, на рассвете, мои, теперь уже слезы счастья, высыхают в пылу спора о кольцах.

— Хочешь, купим тебе какое-то очень красивое, дорогое кольцо? — спрашивает он, — по типу там, Картье или Тиффани… Я видел их магазины в Манхэттене.

— Картье?! — искренне пугаюсь, — ты обалдел, что ли?

— А что, одолжу у пацанов, — он сосредоточенно морщит лоб, — я же должен подарить тебе кольцо, ну, чтоб, типа, красиво и стоя на одном колене… Хочешь?

— Пересмотрел голливудских фильмов? — смеюсь.

— Я вообще, мало что подобного смотрел, — тоже смеется, — но есть такой стереотип.

— Вот, точно! Стереотип. Правильное слово. Не хочу.

— Ну окей, тогда давай это будет самое простое золотое кольцо, но Картье или Тиффани? — он все же продолжает веселить меня.

— Простого Картье или Тиффани не бывает!

Мы пытаемся заснуть, только когда за окном уже становится совсем светло. В обнимку, как обычно.

— Ты понимаешь, что делаешь? — шепчет Алекс мне на ушко, волнуя своим теплым дыханием.

— Ищу свой путь, — уверенно отвечаю ему в сонном полузабытьи, — а ты?

— А мой путь там, где ты, — он сплетает наши пальцы, крепко сжимая мою ладонь.

Уже через минуту я слышу ровное дыхание Алекса, но сон уходит. Вглядываюсь в расслабленные черты его лица. Понимаю с удивительной ясностью, что готова отдать жизнь за этого побитого англичанина восемнадцати лет от роду, которого узнала совсем недавно! Впрочем, мне совершенно очевидно — наша встреча была предопределена свыше. Наверняка, мы уже встречались с ним где-то раньше, в какой-то из наших прошлых жизней, а быть может, и во всех…

Глава 24

— Женька, — слышу шёпот, и чувствую, как кто-то легонько проводит по моей руке.

Голос из прошлого, который ни с чем не перепутаешь. Распахиваю глаза, молча вглядываюсь в темную рослую фигуру рядом со своей постелью. Резко сажусь.

Щелчок — и человек включает что-то вроде микрофонарика, чтобы осветить свое лицо. Выключает, через какое-то мгновение. Мгновение, которое кажется мне нереальным. Ведь этого не может быть, потому что этого быть не может!

— Привет, я Алекс Спенсер, помнишь меня?

Полное ощущение горячечного бреда.

Провожу рукой по своему израненному лбу, покрытому испариной. А он подсаживается ко мне ближе, на краешек постели.

— Тебя что, били?! — шепчет в удивлении, смотрит прямо на мою ссадину.

Его лицо совсем близко. Спрашивает, как будто бы не было этих лет, этих событий. Едва дышу. Вижу его черты довольно отчётливо в тусклом фонарном свете, проникающем сквозь уличные окна. Свет неровный, и лежит на нас рассеянными ломаными линиями из-под толстых металлических решёток на окнах.

— Я упала, — осторожно отвечаю, все ещё боясь, что стала сумасшедшей. А что, бывает же после сильных потрясений. Он тихонько усмехается.