Лабиринт Сумерек

Лан-Ар, чувствуя спиной холодный камень, смотрел в лицо темной ийлуры. Она прокусила губу, и по подбородку текла тоненькая струйка крови. Левая щека ее нервно дергалась – при этом казалось, что ийлура весело подмигивает своей жертве.

– Мать синхов, прими эту светлую душу, – выдохнула она, занося кинжал.

– И все мы приходим в Эртинойс и возвращаемся к тому, кто создал нас… – Он произнес последние слова молитвы светлому богу ийлуров, Отцу-Покровителю, который так часто предпочитал не слышать собственных детей.

Лан-Ар закрыл глаза. Пусть будет так. Из темноты – к свету, туда, где его ждут тепло, и радость, и покой.

– Ничего не произошло.

Он моргнул при виде застывшей с ножом в руке темной жрицы, попробовал шевельнуть руками, но нет, его продолжали держать стражи.

Ийлура, чьи щеки стали вдруг белыми как мел, резко рванула ворот рубахи Лан-Ара. Вернее, и рубахи-то уже не было – так, лохмотья одни. А потом молитвенно сложила руки.

– Благодарю тебя, Претемная Мать. Ты указала мне на этого ийлура, и со мной по-прежнему твое благословение… Уберите его.

Лан-Ар едва понимал, что лежит на теплом известняке в Двух шагах от алтаря. Живой, по-прежнему в кандалах.

Жрица кивнула одному из стражей:

– Мать должна получить обещанную жертву.

Страж Храма очень спокойно и обстоятельно, будто выполняя самое обычное задание, улегся на алтарь. Ийлура подняла нож, на миг зажмурилась и…

– Нет… Зачем?!!

Лан-Ар зашелся в кашле, давясь собственным воплем.

Сам. Лег под нож.

Да что же они делают со своими стражами там, в Темном Храме?!!

Он лежал и молча смотрел на черный провал под запрокинутым подбородком храмового стража, смотрел, как частые капли крови стекают на малахитовую глыбу, и… в то мгновение ненавидел себя. Хотя и сам не смог бы объяснить за что.

Жрица Шейниры аккуратно вытерла жертвенный нож и бросила тряпицу на тела жертв. Лан-Ару померещилось, что она пошатывается, но потом все закружилось перед глазами – и узорчатая мозаика листвы на синем небе, и коричневые, нагретые солнцем стволы, и черные одежды убийцы… Он чувствовал, что тонет – как тогда, в далеком детстве, и ничего не мог с собой поделать.

– Мы возвращаемся в Альдохьен, – донеслось откуда-то издалека.

Больше ийлур ничего не слышал.

…Он снова тонул. Все повторялось с завидной точностью, словно талантливый переписчик делал копии старой книги: под ногами – трухлявые доски заброшенного мостка, сквозь которые просвечивает мутная, в пятнах ярко-зеленой ряски водица. И старший брат, уже перебежавший на другую сторону пруда.

– Чего копаешься? Давай быстрее! – кричит он.

Лан-Ар, хватаясь за скользкие перильца, делает первый осторожный шаг. На темных досках местами красуется сизая плесень, та самая, что тусклыми огоньками светится в темноте. Многие думают, что это болотные огоньки, души утопленников – но Лан-Ар прекрасно понимает, что все это сказки. Плесень светится, и нет никаких неупокоенных… – Ну! Шевелись, не то опоздаем!

Второй шаг. Третий. В щели между темными досками глядит зеленая вода, вся в лишаях ряски. Перила слишком скользкие, за них не ухватишься, если что…

– Побери тебя Шейнира, Лан-Ар!

«В самом деле, чего я боюсь?»

Он, отпустив перила, бросается вперед, к ожидающему брату. А затем – хруст, громкий треск, и над головой смыкается холодная зеленоватая муть, сквозь которую виден размытый белый круг. Солнце.

– Лан-Ар!!! – доносится откуда-то издалека, и он уже неуверен, что это голос брата. Может быть, голос Фэнтара, явившегося спасти тонущего мальчишку?