Лабиринт Ванзарова

Аполлон Григорьевич забыл про коньяк и закуски. Подробный отчет он слушал с восторгом мальчишки, который читает в журнале «Нива» приключения в диких джунглях. Ванзаров ничего не скрыл, кроме особых подробностей, но взял слово, что секрет не будет раскрыт никогда. Слово криминалиста – крепче гранита.

– У нее не было выбора, – сказал он. – Сняла гипноз с жены моего брата и юной особы по имени Катенька. Доктор Охчинский приведен в разумное состояние, Стефан Самбор перестал быть карточным фокусником, он снова спирит.

– А что с ней?

– Адель Ионовна срочно уехала за границу. Лечиться на водах.

– Надолго?

– Надеюсь, навсегда.

– Как же вы поняли, что она окажется в доме вашего брата?

– При последней встрече, гипнотизируя меня, Адель Ионовна обещала спасти брата. Это означало одно: Бориса убьет его жена. Для этого ее надо подвергнуть гипнозу. Прийти в дом на правах подруги.

– А Катенька?

– Вероятно, должна была убить Елизавету Федоровну, – ответил Ванзаров. – Не берусь предположить, что было придумано… Без новых жертв не обошлось бы.

Аполлон Григорьевич пригладил затылок.

– Какая женщина, – с уважением проговорил он. – Настоящий Минотавр.

– Минотавром был я, – ответил Ванзаров. – Пожрать всех и себя заодно. Меня готовили как главное блюдо: Почтовый это знал и потому пожалел, что не мог прирезать.

– А зачем она подослала Ладо в образе гадалки?

– Чтобы я не поверил предостережению. Расчетливый поступок: чиновник сыска оповещен, что погибнет, не верит, действует так, как надо Адели Ионовне. Арест мой был частью игры с марионеткой: она знала, что я сломаю фальшивые обвинения и захочу докопаться до правды. Меня дергали за веревочки.

Аполлон Григорьевич наставительно помахал пальцем.

– А я предупреждал… Одного не пойму: ради чего ей понадобилось заварить такую кашу: с Охчинским, с Почтовым, с игрой Прасковьи Ладо? Разве не проще было устроить так, чтобы они взорвали или застрелили ее мужа? Ну и прочих… – Лебедев умолчал фамилии. – Подручных она тоже загипнотизировала?

– Гипноз тут ни при чем. Она действовала логично. Если бы Адель Ионовна просто помогла убить высших чиновников, она бы стала наводчицей, попала в подчинение Ладо и Почтового. А завертев сложную интригу, в которой никто не понимал свою истинную роль, она управляла ими. И ходом событий.

– Удивительная женщина… Ладно, что уж… Оставим все плохое в уходящем году. Послезавтра новый наступает, 1899-й. Кстати, 31 декабря будет первый сеанс телефонной связи между Москвой и Петербургом! Представляю, как радуются биржевики: торги бирж двух столиц будут печатать в газетах одновременно. Какой простор для спекуляций… Прогресс – изумительно! За это тост…

Ванзаров выпил и предложил навестить Чухонцева. Идея Лебедеву понравилась. Выйдя из «Пивато», они поймали извозчика, приехали в больницу Святителя Николая Чудотворца. Их встретил доктор Охчинский, бодрый и энергичный. Не стал возражать, чтобы господа из полиции проведали больного: Чухонцев в глубочайшей кататонии, ни на что не реагирует. Он не поленился проводить в палату.

На кровати лежал человек, закутанный в серое одеяло, как бабочка в кокон. Глаза были открыты, он смотрел в стену. К вошедшим не повернул головы. Палату Ванзаров узнал.

– Здесь был пациент, – указал он на пустую кровать. – Выписали?

На лице Охчинского отразились сомнения.

– Пациент? Что-то не припомню.

– Ну как же, Константин Владимирович, у него фамилии такая запоминающаяся: Котт. Его намеревался лечить доктор Успенский. Неужели выписали?

– Нет-нет, вы что-то путаете, – доктор решительно мотнул головой. – Такого пациента у Сергея Николаевича точно не было. Это какая-то ошибка… Из этой палаты никого не выписывают. Поверьте, уж такую фамилию я бы не забыл. Успенский мне бы сообщил.

– Как странно, – Ванзаров не унимался, его дернули за локоть: дескать, прекратите, друг мой. – Этот Котт был уверен, что он путешественник среди миров, прибыл из иного мира. Говорил про четвертое измерение как дверь.

Константин Владимирович ответил улыбкой, в которой читалось: «Ну и чего вы ждали от наших пациентов?» Он хотел дать подробные пояснения, но его вызвали в коридор.

Ванзаров подошел к кровати. Одеяло туго заправлено, подушка ровная, никаких следов больного. Он нагнулся, протянул руку и вытащил из-под кровати деревянный обломок, на котором гвоздиками закрепили часть пояса больничного халата. На обрывке был завязан тугой узелок. Аполлон Григорьевич заглянул через плечо.

– Это что такое?

– Сами видите, – ответил Ванзаров.

– Неужто сумасшедший сбежал в четвертое измерение?

– Кто знает.

– Не верю я в эти байки.

– Какие именно?

– Про множество миров. Антинаучная белиберда.

– Ни доказать, ни опровергнуть мы не можем. Только верить. Или не верить.

– Я предпочитаю верить в науку и прогресс, – ответил Лебедев.

За больничным окном падал снег.

Непогода разгулялась. Заметала Петербург морозной пеленой. Висла на усах городовых снежной шубой. Донимала ознобом запоздалого прохожего. Подгоняла пролетку, бегущую по хрустящему снегу. В этом ли мире… Или в ином? Кто знает…

Одна вьюга…