Лабиринт Ворона

– Ну да, да! Не только… Я все еще находился во власти ее чар! Знаете, как алкоголик зависит от порции водки, так и я зависел от порции общения с Алевтиной. Все известно, все понятно… вредоносный «зеленый змий» и прочее – а не оторвешься. Сочтете меня сластолюбцем – и ошибетесь. В наших отношениях было мало сексуального… скорее, меня влекло к ней платонически. Я больше воображал, чем делал. Постель – некая обязательная составляющая связи между мужчиной и женщиной. Мы отдали ей дань, разумеется, но не это было главным, определяющим…

Он отвел глаза, и Матвей вспомнил слова Ларисы: «Калмыков не способен к сексу! Абсолютно!»

– После того как вы отказались спускаться в подземелье, Долгушина перестала настаивать?

– Какое подземелье? Где оно? Я не мог отделаться от мысли, что меня водят за нос. Все эти байки про овраг и… – толстяк сердито махнул рукой. – Я ходил с ней по этому оврагу… там сам черт ногу сломит! Местами все заросло, местами земля обсыпалась… на дне протекает ручей… Я еле выбрался наверх! Еле отдышался! Сердце стучало в ребра, как сумасшедшее… Такой экстрим – не для меня! Возраст, лишний вес, болезни… Ей стоило выбрать кого-нибудь помоложе и пошустрее!

– Значит, именно поэтому она сняла дом в Ласкине, – утвердительно произнес Матвей. – Из-за туннеля? Почему вы сразу не сказали?

Калмыков смутился.

– Мне было неловко… ей-богу! Клянусь, я говорю правду. Если жена узнает, она меня поедом съест. Я все-таки привез эти долбаные веревки! Привез, да! Чтобы Алевтина успокоилась… Я прекрасно знал, никуда мы не полезем… и веревки не понадобятся! Мне стало интересно, как она выкрутится.

– И как же?

– Она сказала, что погода, видите ли, плохая… идет дождь, земля скользкая… Надо, мол, подождать, может быть, завтра подсохнет. Я намекнул, что в туннель дождь не просачивается… Она вспылила. Я пристал к ней с вопросом: в чем здесь фишка? Зачем она дурачит меня?

Когда Калмыков опять начинал нервничать, он переходил от витиеватостей и красивостей к коротким фразам и новомодным жаргонным словечкам. Поэт уступал место дельцу, вальяжный барин – современному горожанину.

– Что она вам ответила?

– Возмутилась… обвинила меня во всех грехах… Перешла в наступление! Чисто женский приемчик. Моя супруга поступает так же, когда ей нечем крыть.

– Вы из-за этого поссорились?

– Алевтина меня вынудила… Признаюсь, я был излишне резок. Я сожалею…

– Вы убили ее?

– Перестаньте корчить из себя следователя! – надул щеки толстяк. – Ничего подобного в принципе не могло произойти! Я не псих, чтобы из-за какой-то ерунды поднять руку на человека… на женщину… Я даже не ударил Алевтину! Да, я бываю неуравновешен… нервишки шалят… но не до такой же степени!

– Кто же тогда поджег дом?

– Не я… Меня будто громом поразило, когда я вернулся и увидел то, что осталось после пожара!

Первый шок прошел, и Калмыков вновь обретал уверенность в себе. Ему в голову пришла здравая мысль, которую он и высказал:

– Если вы следили за мной, то должны были бы видеть, как я вышел, сел в машину и уехал, а дом остался в целости и сохранности.

– Я не собирался всю ночь провести в кустах малины и кормить мошкару, – сказал Матвей. – В мою задачу входило сделать фотографии, то бишь добыть доказательства вашего пребывания в Ласкине.

– Заметьте, я не спрашиваю, зачем они вам понадобились!

– А я не обязан перед вами отчитываться.

– Когда я уходил, Алевтина была жива. А потом возле дома остались вы, ее бывший поклонник, ревнивый и жестокий!

– Я не видел, когда вы уходили. Могу заявить, что после того, как дом охватило пламя.

– Это будет лжесвидетельство!

Калмыков неожиданно перехватил у Матвея инициативу. Его глазки недобро поблескивали из-под набрякших век.

У Матвея крутился на языке вопрос о продаже его доли в «Гвалесе», но он решил не впутывать Аврамова раньше времени.

– Ваши фотографии – против моих слов! Баш на баш! – усмехнулся толстяк. – Да, мой «мерс» стоял недалеко от избушки. До пожара! На снимке нет никакого огня. Я уехал, в отличие от вас. Как вы докажете, что это не вы ее убили и не подожгли дом?

«Ему палец в рот не клади! – подумал Матвей, раздвигая губы в беззаботной улыбке. – Отхватит и не моргнет! Настоящая акула…»

– У меня алиби, – парировал он. – Железное. А вот вы не можете похвастаться тем же!

Калмыков насупился и промолчал. Он не знал, блефует посетитель или говорит правду. Но от развития этой темы он все же воздержался.

– А Глаз Единорога – это что такое? – вдруг вспомнил Матвей.

Показалось, толстяк на миг замешкался, прежде чем выпалить:

– Разве я говорил про Глаз?

– Ну не я же?

– В самом деле… Какая-то магическая штуковина, из причиндалов, приложений к Черной книге…

– Можно поточнее?

– Я сам не в курсе… Глаз да и Глаз! Я Алевтину не расспрашивал. Какая разница? Ни книги, ни Глаза не существует… Это все фантазии впечатлительных барышень. А мы с вами – трезвые благоразумные мужчины…

– Значит, Марину Грибову вы тоже не видели. И слыхом про нее не слыхивали.

– Какая Грибова?!

Еще секунда, и Калмыков разразился бы ругательствами. Он чудом сохранил самообладание…

Глава 22