Лабиринт

Шато Комталь был полон знатных гостей, и с каждым днем прибывали новые. Сеньоры крупнейших в землях виконта шато с женами, и самые доблестные, прославленные шевалье Миди. По случаю ежегодного летнего турнира, в честь праздника Святого Назария в конце июля, были приглашены лучшие менестрели и трубадуры. Виконт твердо решил заставить своих гостей забыть о тени войны, почти год уже угрожавшей их землям, устроив самый блестящий за время своего правления турнир.

Пеллетье, в свою очередь, решил, что ничто не будет оставлено на волю случая. Заперев дверь кладовой одним из множества ключей, свисавших на железном крюке с его пояса, он зашагал по коридору.

— Теперь винный погреб, — бросил он своему слуге Франсуа. — Последняя бочка оказалась кислой.

Проходя по коридору, Пеллетье останавливался у каждой двери, чтобы взглянуть, все ли там в порядке. Бельевая благоухала лавандой и тимьяном и была пуста, словно дожидалась кого-то, кто своим появлением вернет ей жизнь.

— Те скатерти выстираны? Готовы?

— Ос, мессире.

Напротив винного погреба слуги закатывали в бочки солонину. Под потолком висели бечевки с тонкими ломтями мяса. В уголке сидел низальщик, нанизывавший на веревки и вешавший на просушку гирлянды грибов, луковиц и головки чеснока.

При появлении кастеляна все прервали свои занятия и смолкли. Несколько слуг помоложе смущенно вскочили на ноги. Пеллетье молча обвел ничего не упускающим взглядом кладовую, одобрительно кивнул и вышел.

Он уже отпирал замок винного погреба, когда сверху послышались звуки бегущих шагов и восклицания.

— Узнай, что там, — недовольно приказал он. — Меня отвлекают от дела.

— Мессире. — Поклонившись, Франсуа поспешно взбежал по лестнице, чтобы выяснить причину шума.

Пеллетье толкнул тяжелую дверь и вошел в погреб, вдыхая знакомые запахи сырого дерева с кисловатым привкусом пролитого вина и пива. Он неторопливо прошел вдоль рядов бочек, отыскивая нужную, взял со стола приготовленную глиняную чашку и бережно, чтобы не взболтать вино внутри бочки, ослабил втулку. Шум в коридоре заставил его насторожиться. Кастелян опустил чашу. Кто-то звал его по имени. Что-то случилось.

Пеллетье вернулся к двери и рывком распахнул ее.

Элэйс слетела по лестнице, словно за ней гналась стая псов. Сзади поспешал Франсуа.

При виде усталого отца, стоявшего среди винных бочек, она вскрикнула, бросилась к нему и спрятала заплаканное лицо у него на груди. От знакомого утешительного запаха ей снова захотелось плакать.

— Sant Foy, — что такое? Что с тобой? Ты ранена? Говори же!

Она расслышала в его голосе тревогу. Чуть отстранилась и попыталась заговорить, но слова застревали в горле.

— Отец, я…

Он испуганно оглядел растрепанную, грязную дочь и устремил вопросительный взгляд через ее голову на Франсуа.

— Мессире, я нашел госпожу Элэйс в таком виде…

— И она ничего не сказала о причине такого… отчаяния?

— Ничего. Только что ей нужно немедленно видеть тебя, мессире.

— Хорошо. Теперь оставь нас. Если понадобишься, я позову.

Элэйс услышала, как закрылась дверь, потом ощутила на своих плечах объятия тяжелой отцовской руки. Он подвел ее к лавке, тянувшейся вдоль стены погреба, усадил.

— Ну-ну, filha, — заговорил он не так сурово и пальцами отвел с ее лица прядь волос. — Это непохоже на тебя. Расскажи мне, что стряслось.

Элэйс сделала новую попытку овладеть собой. Сколько тревог и беспокойства она доставляет отцу! Она вытерла чумазые щеки отцовским платком, протерла покрасневшие глаза.

— Выпей-ка… — Он вложил ей в руку чашу вина и уселся рядом с дочерью.

Дряхлая лавка заскрипела и прогнулась под его тяжестью.

Франсуа ушел. Здесь никого, кроме нас с тобой. Надо опомниться и рассказать мне, что тебя так огорчило. Не Гильом ли? Потому что если это он, даю слово, я…

— Гильом вовсе не виноват, paire, — поспешно заверила Элэйс. — Никто не виноват…

Она бросила на него быстрый взгляд и снова потупила глаза, стыдясь, что сидит перед ним в таком виде.

— Тогда что же? — настойчиво повторил он. — Как я могу тебе помочь, если ты не говоришь, что случилось?

Элэйс с трудом сглотнула. Виноватая, испуганная, она не знала, как начать.

Пеллетье взял ее руки в свои.

— Ты дрожишь, Элэйс.

Она слышала в его голосе любовь и заботу, чувствовала, как трудно ему скрывать свои опасения.

— И погляди, что с твоим платьем… — Двумя пальцами он приподнял край плаща. — Мокрая, вся в грязи…

Как ни старался отец скрыть свое волнение, Элэйс видела, как он встревожен, как устал. Морщины на лице, словно глубокие шрамы. Она только сейчас заметила, сколько седины у него на висках.

— Когда это бывало, чтобы тебе не хватало слов? — снова заговорил он, стараясь шуткой рассеять ее оцепенение. — Рассказывай-ка, что приключилось, э?

У Элэйс дрогнуло сердце при виде выражения любви и заботы, написанных на его лице.

— Я боюсь, что ты рассердишься, paire. По правде сказать, ты вправе сердиться.

Взгляд стал пристальней, но улыбка не исчезла с губ.

— Обещаю, что не стану бранить тебя, Элэйс. Ну же, говори.

— Даже если я признаюсь, что ходила на реку?

Он помедлил, но голос звучал все так же ровно.