Лабиринт

Руки у Элэйс были связаны за спиной, и она сознавала, что производит не лучшее впечатление. Губа распухла и кровоточит, одежда в грязи.

— Сеньер, прими мою благодарность за услугу, — заговорила она, силясь придать голосу уверенность. — Подними забрало и покажи себя, чтобы я знала в лицо своего спасителя.

— И это вся твоя благодарность, госпожа? — отозвался он, исполнив ее просьбу, но Элэйс с облегчением увидела, что он улыбается.

Спешившись, он вытащил из-за пояса нож. Элэйс попятилась.

— Только веревки перережу, — весело пояснил спаситель.

Элэйс вспыхнула и подставила ему запястья.

— Конечно… Mercé.

Он слегка поклонился:

— Амьель де Курсан. Этот лес принадлежит моему отцу.

Элэйс с облегчением перевела дыхание.

— Прости мою резкость, но я должна была убедиться, что ты не…

— Твоя осторожность в таких обстоятельствах благоразумна и понятна. А ты, госпожа?..

— Элэйс из Каркассоны, дочь кастеляна Пеллетье, наместника виконта Тренкавеля, и жена Гильома дю Маса.

— Я польщен знакомством, госпожа Элэйс.

Он склонился к ее руке.

— Ты сильно пострадала?

— Всего несколько царапин и ссадин, да ушибла плечо, когда упала с лошади.

— Где твои люди?

Элэйс замялась.

— Я еду одна.

Он удивленно взглянул на нее.

— Странное ты выбрала время для путешествий без защиты, госпожа. Равнина кишит французскими солдатами.

— Я не собиралась задерживаться в пути до ночи. Искала укрытия от грозы.

Она подняла глаза, только теперь удивившись, что до сих пор на землю не упало ни одной капли.

— Это только гнев небес, — объяснил де Курсан, поняв ее взгляд. — Сухая гроза.

Пока Элэйс успокаивала Тату, ее спаситель приказал своим людям снять с убитых одежду и оружие. Их доспехи и значки нашлись в глубине леса рядом с привязанными лошадьми. Де Курсан кончиком меча приподнял уголок ткани. Под пятнами грязи на зеленом поле блеснуло серебро.

— Из Шартра, — презрительно бросил молодой человек. — Самые подлые. Настоящие шакалы, все до одного. Нам сообщали…

Он внезапно замолчал.

Элэйс взглянула на него.

— О чем сообщали?

— Не стоит об этом, — поспешно ответил он. — Не вернуться ли нам в город?

Один за другим они выехали на опушку рощи и поскакали через поля.

— Ты не случайно оказалась в этих местах, госпожа Элэйс?

— Я искала отца: он теперь в Монпелье с виконтом Тренкавелем. Мне нужно сообщить ему важное известие, которое не может ждать до его возвращения в Каркассону.

Лицо де Курсана помрачнело.

— Что такое? Ты что-то слышал?

— Ты найдешь у нас ночлег, госпожа Элэйс. Прежде всего надо заняться твоими ранами, а потом мой отец расскажет тебе, что за вести мы получили. На рассвете я сам провожу тебя в Безьер.

Элэйс повернулась к нему.

— В Безьер, мессире?

— Если слухи не лгут, ты найдешь своего отца и виконта Тренкавеля в Безьере.

ГЛАВА 27

На взмыленной лошади виконт Тренкавель скакал впереди своих людей к Безьеру, а вслед им перекатывался гром.

Пена белела на удилах и стекала с губ коней. Бока были окровавлены кнутами и шпорами, беспощадно гнавшими их сквозь ночь. Серебряная луна, прорвавшись сквозь черные лохмотья туч над горизонтом, осветила белую отметину на носу жеребца.

Пеллетье не отставал от виконта. Губы его были крепко сжаты. В Монпелье все обернулось неудачно. Он и не рассчитывал, что дядя окажет племяннику теплый прием — обиды могли оказаться сильнее уз крови и вассальных обязательств, — но все же надеялся, что граф заступится за младшего родича.

Однако граф Тулузский отказался даже принять его. Это было намеренное и недвусмысленное оскорбление. Тренкавеля оставили дожидаться за пределами лагеря французов, как слугу у двери, пока сегодня наконец не пришло сообщение, что ему будет дарована аудиенция.

Виконт должен был явиться на нее в сопровождении не более трех человек и взял с собой Пеллетье и двух шевалье. Их проводили к шатру аббата Сито, где всем им было приказано разоружиться. Они повиновались. В шатре вместо аббата их встретили два папских легата. Раймон Роже не успел открыть рот, как легаты обрушились на него с обвинениями: он допускает невозбранное распространение ереси в своих владениях! В его городах иудеи назначаются на самые высокие должности! Он словно не замечает пагубного и изменнического поведения катарских епископов!

Закончив обвинительную речь, легаты отослали виконта Тренкавеля, словно он был каким-нибудь мелкопоместным дворянином, а не владетелем самой могущественной династии Миди. Даже сейчас кровь у Пеллетье вскипала при одном воспоминании об этом.

Шпионы аббата хорошо осведомили легатов. Каждое обвинение, сколь бы злобным и злонамеренным оно ни было, подтверждалось фактами и показаниями свидетелей.

Это обстоятельство, даже более, чем оказанный им оскорбительный прием, окончательно убедило Пеллетье, что Воинство нацелено именно против них. Воинство нуждалось в сражениях, а для сражений нужен враг. После капитуляции графа Тулузского другого кандидата на эту роль не оставалось.