Лабиринты

- Анна, прежде чем мы услышим вашу версию событий, я бы хотела рассказать то, чему была свидетельницей. - Горестный вздох. Трагическая пауза. - Когда-то, будучи еще студенткой, прибывшей покорять Москву, я оказалась на даче у Константина Меркулова. Там же была и Ксения Дроздова... со своим официальным женихом Владом Самохиным. - Ликующий взгляд. Толпа ахает, охает, слышны удивленные возгласы. Майя делает еще больше грустное лицо, продолжает: - Да, тогда Ксения была невестой Влада. Они оба являлись "золотой молодежью", часто прогуливали занятия. Им было можно: у Влада родители дипломаты; у Ксении - тоже не последние люди в министерстве строительства. Высший круг, избранные. Мы - студенты, однокурсники, - были людьми "второго сорта". И если Влад старался сократить дистанцию между собой и окружением в университете, то Ксения даже не пыталась. Ее прельщала иная роль. Ей хотелось попасть в бомонд, быть в центре событий. Тогда светская жизнь находилась в подполье, в театральной среде. И Ксения всеми силами пыталась попасть в круг творческой интеллигенции. Хотя... "Интеллигенция" - сильно сказано. Обычные пьяницы, прикрывающиеся "творческим кризисом", наплевательски относящиеся к женам и детям, живущие ради себя, тешащие эгоистические порывы.

Зал одобрительно гудит. Раздаются аплодисменты. Некоторые зрители тянут руки, выпрашивая микрофон. Камера показывает женщину: лет пятьдесят, крупная, с короткой стрижкой, одетая в простое платье с цветочным принтом. Она что-то активно выговаривает, но без микрофона расслышать невозможно.

- У вас будет время. Как всегда, мы даем слово зрителям. - Майя одобрительно кивает головой. - С вашего позволения, я продолжу. В один из летних вечеров, моя подруга Света, уговорила меня присоединиться к компании студентов театрального училища. Мы поехали на дачу к Меркулову. Там-то и развернулась драма. - Трагический шепот: - Я стала свидетельницей измены - низкого, гадкого и подлого поступка, от которого женщина не может отмыться. Такую женщину ни один уважающий себя мужчина не посадит за стол, не приведет в дом. Она становится подстилкой, половой тряпкой, о которую эгоист, мерзавец и подлец вытирает ноги, потакая животным инстинктам.

Майя вздрагивает телом, закрывает на мгновение глаза, в которых поблескивают непролитые слезы.