Лабиринты чувств

Вот только Оленька не могла жить спокойно, не остановив свой выбор на ком-то из мальчиков. Да вот беда — Юлькины однокурсники знали ее как облупленную и не проявляли должного интереса. А что может быть хуже, когда бурлит молодая кровь, темные южные ночи располагают к романтическим прогулкам и пылким клятвам, а ты сидишь одна как сыч или плетешься хвостом за сестрой, словно тень или отражение в зеркале.

Юлька наслаждалась жизнью, хихикала и бесилась с ребятами, никого специально не выделяя, и они тоже вились вокруг нее дружным хороводом, однако на достаточной дистанции.

— Ты уж выбери кого-нибудь! — злилась Оля. — А то как собака на сене.

— Запомни, сестренка, — поучительно заявляла в ответ Юлька, — никогда не смешивай дружбу с романами.

— Тебе же Вадик нравился…

— Разонравился.

— А Никита…

— По нему Танька сохнет. А мне он не нужен. Зачем же дорогу перебегать?

Оленька пренебрежительно хмыкала, дескать, какие глупости! Условности все это! И отчаянно строила глазки то одному, то другому.

В тот вечер у Юльки разболелась голова, знобило, видно, перегрелась на солнце. Она весь день провалялась в палатке, и именно из-за этого компания не успела занять освободившуюся внизу большую поляну.

Утром стоявшие на ней туристы сложили палатки и потянулись с рюкзаками к катеру. Никита тут же примчался с воплем:

— Складывайтесь! Перебираемся!

Они принялись было перетаскивать вещи на это удобное местечко, но Юльке было так плохо, что переезд решили отложить хотя бы до вечера.

А днем на желанной поляне появились другие. Пять ярких оранжевых палаток выросли как грибы, зазвучали громкие голоса, замелькали парни и девчонки, потянулся дымок от костра.

— Ну вот, дождались, — мрачно сказал Никита, наблюдая за суетой в новом лагере.

— Ешь и не бурчи, — Таня положила ему полную миску каши с тушенкой. — Проползешь лишние десять метров, не облезешь.

Но тут снизу раздались жизнерадостные голоса.

— Эй, наверху! Вы кто?

— А вы?

— Мы из Москвы!

— Ой, здорово! — заорали девчонки. — Мы тоже!

— МАИ!

— МГУ!

— А где универ воду берет?

— До конца поляны и вниз! Там колонка!

— Приходите в гости!

— Лучше вы к нам!

— Какие гости? — завизжали маишные девчонки. — А дрова кто будет таскать? И продукты еще не разобрали!

Темнота здесь наступала как-то разом, стоило солнцу скрыться за горой.

Внизу возились с запоздалым ужином, переругивались, сновали с фонариками между палатками. А потом два огонечка поползли по склону вверх.

Все, кроме Юльки, сидели у костра с гитарой. А она прислушивалась из-за тонкого полога к разговорам, куталась в свитер и чувствовала себя виноватой.

Зато Оленька сразу приободрилась, заметив выступившие из темноты мужские фигуры.

— Привет, земляки!

Маишники выставили несколько бутылок вина и присоединились к их компании. Оба высокие, оба светленькие, насколько можно было разглядеть в неровном отсвете костра, оба в зеленых штормовках.

Один из них нагнулся пониже, вгляделся и сел с краю, рядом с Олей. Он подливал ей в кружку вино, шептал тихонько, что здорово встретить на диком берегу прекрасную незнакомку, а потом взял у Никиты гитару и начал петь, причем локоть его, словно невзначай, касался Оленькиной груди.

Голос у него был красивый, звучный, а от всего тела исходили мощные флюиды молодой жадности и бесшабашности.

Вина было много, голова кружилась, завораживали нечаянные прикосновения и откровенные взгляды искоса, и интонации, словно обращенные к ней одной.

— Как тебя зовут? — шепнул он, касаясь губами ее уха, словно целуя.

— Оля… — Она поежилась и хихикнула.

— А я Миша… Давай уйдем.

— Куда?

— Купаться. Ты ночью плавала?

— Да.

— А я нет. — Он отдал товарищу гитару и громко спросил: — Кто пойдет купаться?

Желающих не нашлось. Только одна Оленька с готовностью вскочила.

— Эх вы, лентяи… — протянул Миша. — В Москве вспомните — жалеть будете.

Он взял Олю за руку, и они осторожно принялись спускаться по крутому склону. Надо сказать, что «штормило» обоих уже сильно, ноги с трудом нашаривали дорожку, тем более что Миша позабыл зажечь фонарик.

Кто из них оступился первым? А может, у обоих ноги подкосились, только через несколько минут они рухнули и покатились вниз, цепляясь друг за друга.

— Эй, вы живы? — раздалось сверху.

— Кажется!

— Помочь?

— Нет!

К чему им был еще кто-то, когда молодые нетерпеливые тела сплелись друг с другом, а губы жадно соединялись в темноте, и кровь шумела в ушах горячими толчками…

И стеснения не было, ведь оба знали, что в двух шагах от костра все пропадает в сплошном мраке. Их никто не видеть, зато они снизу хорошо различали освещенных пламенем приятелей. и это еще больше будоражило, словно они совершенно бесстыдно ласкали друг друга у всех на глазах.

Все было в хмельном тумане. Мишино лицо никак не могло обрести четкие очертания. Ольга чувствовала только горячие руки, шарящие по ее телу, да колкие сосновые иглы, впивающиеся в голую спину. Шальное, стремительное соединение, острый восторг, и волна наслаждения, захлестнувшая ее целиком…

Оля вскрикнула, Миша тут же зажал ей рот ладонью… Но у костра уже приподнялся, вглядываясь в темноту, Вадик.