Ледяным холодом повеяло от ее слов, и словно приоткрылась туманная завеса. Руки многих судорожно рванулись к карманам, где лежало известие о войне между Испанией и Англией и приказ явиться к месту сбора Непобедимой Армады. Другие должны были вместе с сэром Френсисом Дрейком и адмиралом Говардом защищать Ла-Манш. Немыслимо: враги за одним столом! Однако сражение уже произошло. Да, да, и никто из них не мог считать себя победителем, ибо память уже являла им картину их собственной гибели.
Блонделен положила уголек в длинную трубку, и тотчас дым окутал ее. Завороженные онемевшие капитаны не сводили с нее глаз.
— Дон Алонсо де Авадейра! Вспомни свою жизнь и любовь!
Старый капитан, ближе всех сидевший к Блонделен, опустил голову, словно предстал перед судом. Пожалуй, больше других он мог гордиться своей доблестью. Знатный род, богатство, отвагу и удачу подарила ему судьба. Одно его имя наводило ужас на пиратов Карибского моря, и караваны судов с сокровищами индейцев плыли спокойно, если их сопровождал «Золотой Альбатрос» дона Алонсо. При Мадридском дворе, в садах Гренады, в тавернах Кадиса из уст в уста передавались подвиги капитана. О том, как он, переодетый, забрался в самое гнездо пиратов — Порт-Ройял — и поочередно дрался с известнейшими атаманами разбойничьих кораблей; когда пятеро главарей захлебнулись в крови и заподозривший нечистое дело сброд хотел ввязаться в поединки, дон Алонсо выскочил в окно, запер снаружи таверну и поджег ее. О том, как он поднял над своим судном купеческий флаг, но вместо товаров набил трюмы до отказа самыми отважными солдатами. Три разбойничьих судна атаковали его. Он поднял белый флаг, но когда пираты со всех сторон сцепились с ним абордажными крючьями и перебросили мостики, навстречу им хлынула железная волна. Напрасно они пытались обрубить канаты и бежать. Не прошло и часа, как команды трех судов были перебиты и над морем взмыло четыре испанских флага вместо одного. Рассказывали еще… но воля Блонделен заставила дона Алонсо вспомнить о том, о чем он хотел бы забыть. Да, это тяжело вспоминать… Донна Габриэлла!.. Любая дама почла бы за счастье, если б капитан остановил свой выбор на ней и предложил руку. Любая — но не Габриэлла. А ведь они росли вместе, на глазах дона Алонсо расцветала ее чудесная красота. У нее была очень нежная душа, которая не выносила крови и сражений, при всей любви к морю она часто уходила в лес, где находила покой и отраду, она всегда говорила, что искусство и фантазия наполняют душу так, как не под силу любой действительности… Но неужели это стояло между ними? Или ей был ближе пестрый рой юнцов, распевавших серенады под ее окном? Авадейра вспомнил, каким ударом стал для него неожиданный отказ Габриэллы стать его супругой. И еще нанести ему оскорбление! Прекрасная сеньора преподнесла свой ответ в стихах, настаивая на разнице между ее поэтическим миром и жизнью, которую он предлагал ей. Он ушел тогда взбешенным, надеясь погибнуть в первом же бою — так велико было его унижение. Но гибли лишь его враги. Дон Алонсо вспомнил тот страшный день, когда он, исполненный священного гнева к вечным соперникам испанской короны — англичанам, остановил мирное английское судно. Каково же было его изумление, когда он встретил на нем Габриэллу! Капитан судна, помимо искусства мореплавания, мастерски владел кистью и красками. В каюте его висел портрет донны Габриэллы, как зеркальное отображение сходных с оригиналом. Но в лице, изображенном на холсте, Алонсо увидел выражение, которого так тщетно добивался и которого никогда не видел у Габриэллы. Вне всяких сомнений, это была любовь.
Авадейра знал, что родные донны никогда не согласились бы на этот союз, — значит, Габриэлла бежала со своим возлюбленным. Изнывая от ревности, кипя ненавистью, дон Алонсо заявил, что отпускает англичанина на волю, а донну Габриэллу берет в плен, чтобы возвратить на родину.
— Сеньор Авадейра! — сказала Габриэлла спокойно. — Клянусь Всемогущим, что перед алтарем этот человек стал моим мужем. И вам не разорвать этой связи.
О, если бы она умоляла его, просила, требовала, проклинала!.. Но Габриэлла больше не вымолвила ни слова. Команда англичан не была вооружена и не могла сопротивляться. Тем не менее, когда дон Алонсо повернул руль на восток, увозя Габриэллу, судно ее возлюбленного двинулось вслед за ним. Авадейра хладнокровно отдал приказ стрелять. Когда у англичан свалилась грот-мачта и они начали отставать, донна Габриэлла скользнула на корму и прыгнула в воду. С обоих судов мигом спустили шлюпки. Дон Алонсо видел, что противники опережают его. Быстро сгущались сумерки, и он видел англичанина, готового броситься в волны. Он поднял пистолет… Нет, нет, это англичане начали стрелять, чтобы помешать испанцам. Не важно… Голова донны Габриэллы исчезла под водой и больше не появлялась. Он привез грустное известие ее семье и отслужил панихиду.
— Так что же мне еще вспоминать? — спросил дон Алонсо у старухи.
— Конец, — ответила Блонделен.