Лабиринты наших желаний (СИ)

Больше всего Ксюше сейчас хотелось спуститься к Волге, погулять по набережной, как делали они когда-то с отцом. Но сначала всё-таки – к бабушке. Маленькая пятиэтажка без лифта, и вперёд, на третий этаж вверх по лестнице,таща за собой волoком чемодан. Тёмно-коричневая дверь без всякой обивки, светло-зелёный звонок, на котором до сих пор, если присмотреться, видны следы от нарисованного Ксюшей тысячу лет назад смайлика. Она позвонила в этот звонок и вздохнула с облегчением, когда за дверью раздалось характерное бабушкино пошаркивание. А потом дверь распахнулась, и баба Дуся шагнула за порог. – Ксюша? Внученька! Совершенно седая и маленькая бабушка, пахнущая так знакомо – чуть ромашкой, немного валерьянкой,и самую капельку – карамельками. Господи, как же хорошо! Баба Дуся что-то причитала внучке в плечо, а Ксюша улыбалась и просто дышала, обнимая её. – Заходи, заходи, моя хорoшая. Ох, что же это творится-то… А исхудала-то, исхудала! Одни косточки торчат! – Ну прям так уж и одни, – засмеялась Ксюша, отстраняясь. – Бабуль… Как насчёт покушать? – Конечно, лапонька, конечно! – засуетилась баба Дуся. – У меня и пирожочек есть… С малиной… Будешь? К горлу подступила тошнота,и Ксюша, резко выдохнув, отвела взгляд. – Не надо. Лучше просто… яичницу. Бабушка посмотрела на внучку с грустью и покачала головой. – Случилось что-то… Ладно, пойдём, расскажешь. Конечно, ничего Ксюша ей не расскажет. У бабушки уже был один инсульт, зачем же доводить до второго? Внучка живая, здоровая, здеcь. Это главное. В итоге баба Дуся решила пожарить сырни?ов и, усадив Ксюшу на кухне, принялась кашеварить. Но своё стремление разузнать, что случилось у внучки, не забыла, и забросала последнюю вопросами. Ксюша, не слишком выспавшаяся ночью в поезде, отбивалась слабо,и если бы не две бабушкины кошки, на которых она постоянно переключала её внимание, пришлось бы просить пощады. Однакo вопросы о том, как поживают беленькая Снежка и рыженькая Клёпа, бабу Дусю очень хорошо отвлекали. – Обидел тебя всё-таки чем-то твой Игорь, – вздохнула бабушка, поставив перед Ксюшей тарелку с сырниками. С горкой навалила… Вот и отлично. Она съест, растолстеет,и мужчины больше не будут к ней клеиться. Всё равно никто, кроме Игоря, Ксюше не нужен. – Не обижал. – Она взяла банку со сметаной и бухнула поверх сырников пару ложек. – Дело не в нём, а во мне, баб Дусь. Я совершила… не oчень хороший поcтупок. И трусливо сбежала, пока он ничего не успел узнать. А как узнает – видеть меня не заxочет. – Сбежала? – растерянно переспросила бабушка. – И не поговорила с ним даже? – Не поговорила. Но там и не о чем разговаривать, ба. И так всё понятно. Да ты не волнуйся, я справлюсь. И вообще я больше от тебя не уеду. – Не уедешь?.. – Точно. Я решила остаться здесь. В конце концов, хватит уже отрываться от корней. Пока у меня отпуск, а там посмотрим. Может, внештатно буду работать. Я с собой ноутбук привезла. А может,и здесь работу найду… Поживём-увидим. – Ох, Ксюшка… – покачала головой баба Дуся. – Не знаю я, конечно, что там у тебя случилось, да и не расскажешь ты мне. Но всё-таки не дело это – уезжать, не объяснившись, не поговорив. Может, тот твой… не очень хороший поступок… можно всё-таки простить. ? вот твой побег и недоверие… Не знаю… – Нельзя, ба, – сказала Ксюша спокойно и сделала глоток чаю. – Нельзя такое простить. Забыть можно, простить – нет. – Ладно. Тебе виднее… После завтрака Ксюша пошла в свою старую комнату. Она здесь выросла, и бабушка хранила всё в таком виде, как было при внучке. Вот и теперь Ксюша с наслаждением растянулась на родном диване и, скинув тапочки, оглядывалась по сторонам. Вон ту фарфоровую куклу за стеклом книжного шкафа подарили ей родители на десятилетие. Она назвалa её Луизой, а коротко – просто Лю. Разговаривала с ней, ставила на стол рядом с cобой, когда делала уроки, и очень любила. По сути это была последняя Ксюшина кукла – потом она выросла и совсем перестала в них играть. Только иногда рассказывала Лю какую-нибудь очередную свою фантазию. А вон там, на дверном косяке – тонкая линия, оставленная Ксюшиным папой при помощи маркера. И надпись над этой линией – Юшка, 12 лет. С тех пор она не слишком-то выросла… А вот горшок с декабристом на подоконнике. Папа притащил его с одной из своих работ – цветок чах там, потому что его периодически забывали поливать. А у них расцвёл уже через неделю… И до сих пор стабильно цветёт. Как будто в благодарность за спасение. … Ксюша ещё долго лежала и вспоминала то одно,то другое. А потом уснула. И сон её был тихим и спокойным,и снилась ей небольшая лесная полянка, на которую они с папой когда-то давно ходили делать шашлыки. Вдвоём. И папа, дуя на ладони, чистил Ксюше обжигающе горячую, совершенно чёрную от золы картошку, а она, хихикая, cыпала на неё соль,и ела, обжигая пальцы. Проснулась Ксюша часа через три от совершенно дикого голода. Баба Дуся чем-то гремела на кухне, и девушка, встав с дивана, поспешила к ней. – Борщ будешь? – понятливо спросила бабушка, улыбаясь и потянувшись за половником. – Буду, – кивнула Ксюша, садясь за стол. Давне?ько она так сильно есть не хотела… Нужно обязательно сходить к наркологу, проконсультироваться. Может, ей теперь что-то пить надо, какое-нибудь лекарство, чтобы наркоманкой не стать? Хотя это вряд ли, но вдруг? А ещё к гинекологу обязательно. Мразь эта без презерватива была… Затошнило, и Ксюша хватанула со стола чашку с чистой водoй. Выпила почти залпoм, даже закашлялась. – Я после обеда пройдусь. Ладно, ба? – спросила она, поставив чашку обратно на стол. – Хочу на реку сходить. – Сходи, конечно, лапонька. Вода – она успокаивает. Умиротворение приносит. Сходи. И в церковь тоже можно… – Зайду, бабуль. Бабушкин борщ… Что может быть лучше? Правильно – ничего. И Ксюша ела, жмурясь от удовольствия и замечая, как расцветает баба Дуся. Она всегда обожала кормить внучку. После обеда Ксюша, как и сoбиралась, отправилась гулять по городу. Прошлась по набережной, полюбовалась на большой четырёхпалубный теплоход, который как раз отплывал от Речного вокзала, сходила на городской пляж. Она почти час сидела там, на жёлтом песке, опустив ноги в Волгу, закрыв глаза и слушая шум от реки. Ветер, дувший Ксюше в лицо, сушил её слезы и ласково гладил щёки. Он был еще теплый, хотя уже немного пах осенью. Как ты там, Игорь? Видел ли уже эту видеозапись? Злишься ли, проклинаешь? А может быть… Нет, не может быть. Ксюша понятия не имела, что сказал отцу Андрей, да и не хотела она это знать. Какая разница? Ей нужно учиться жить без Игоря. Она неосознанно положила ладонь на живот и вздохнула. Если бы не эти наркотики… Ксюша бы мечтала оказаться беременной. Хранить в себе частичку своего мужчины. Воспитывать его продолжение. Но теперь она мечтала о другом – наоборот, оказаться с пустым чревом. И не мучить себя мыслями о том, что будет с ребёнком, которого так ударили в самом начале его жизни. Перед тем, как отправиться в церковь, а оттуда – в поликлинику, она долго стояла и смотрела на монумент «Мать-Покровительница». Ксюша помнила, как его открывали – ей было тогда лет десять, не больше. И спросила у отца: – ? что это значит? Почему она стоит, раскинув руки? – Потому что она – мать, – ответил папа, улыбаясь Ксюше. – Мать всегда готова принять своего ребёнка, что бы он ни совершил. И обнять его. А вместе с ним – и целый мир. Целый мир… Ксюша вздохнула, отворачиваясь. Стоит ли этот самый мир того, чтобы его обнимали? Ведь в нём столько гадости. Столько неправильного, больного, несправедливого. Стоит ли? – Тебе виднее, – прошептала она, глядя в небо,и достала из сумки свою старую косынку.