— Я понимаю. Не извиняйся, девочка.
— Но дело не только в этом, есть ещё кое-что. Этот телефон мы вместе с папой покупали, — призналась Ксюша. — Перед его последним Новым годом. Я много раз думала — может, поменять?.. И не решалась. Чувствовала себя так, словно этим могу предать папу.
Ксюша невольно вспомнила Стасю — у неё телефон тоже был простым, с кнопками, но не настолько древним. Сашка Лебедев — теперь уже Стасин муж — частенько смеялся над ними, говорил, что они с ней «звероящеры».
— Ничего страшного, Ксения, — Игорь Андреевич, улыбнувшись, остановил машину и повернулся к девушке. — И не переживай, пожалуйста. Это вещь, а вещи не бывают вечными. Когда-нибудь это всё равно случилось бы.
Она кивнула, с трепетом глядя ему в глаза. Как хорошо, что он не обиделся и не рассердился. А ей было так стыдно за свои слова. «Для вас это мелочи жизни, а для меня — целая проблема». Прозвучало это ужасно, но Ксюша имела в виду всего лишь то, что это её беда, а не его. А чужие беды всегда кажутся «мелочами жизни».
— Между прочим, ты мне так и не спела, — пожаловался Игорь Андреевич. — Безобразие.
Она засмеялась.
— Как вы тогда сказали? Ещё не вечер. Могу спеть сейчас.
— Давай.
Она ожидала, что Игорь Андреевич так ответит, но всё равно слегка растерялась.
— А… что петь?
— Что хочешь. Спой что-нибудь любимое.
Это было сложно. Миллион выученных песен крутились в голове у девушки, но ни одна не казалась достойной того, чтобы петь её именно сейчас.
И вдруг Ксюшу будто бы кольнуло.
— У моего папы была любимая песня. Самая-самая любимая. Вы её наверняка знаете, Игорь Андреевич…
Она выдохнула, собираясь с мыслями, вспоминая слова… и восхищение, возникавшее в папиных глазах каждый раз, когда Ксюша пела эту песню. Пела просто так, чтобы порадовать. Как же она соскучилась…
Дыхание на миг перехватило, а потом она, вздохнув и закрыв глаза, начала.
И пока Ксюша пела, ей чудилось, что и не было ничего. Сейчас она придёт домой, позвонит папе, и он спросит тёплым, как солнце, голосом: «Как ты поживаешь, моя Юшка?»
Он один называл её так. Юшка, Юшенька. Маме подобное сокращение не нравилось, и она называла дочь просто Ксюшей…
… Слёзы выступили на глазах, в груди что-то сжалось, и она с трудом закончила. А когда перестала петь и посмотрела на Игоря Андреевича, удивилась выражению его лица.
— Очень красиво, Ксения, — сказал он серьёзно. — Ты ведь училась этому?
— Училась. Но потом забросила. Мне не нравится выступать на сцене, только петь для себя и близких. Я знаю, вы скажете, что я зарываю талант в землю… мне говорили…
— Не скажу. Это твой талант и ты сама вольна решить, с каким количеством людей им делиться. Но я давно не слышал ничего подобного … Очень чисто. И искренне. Впрочем, как и ты сама.
Ксюша чуть смутилась.
— Спасибо, Игорь Андреевич.
— Не за что, — улыбнулся он. — Пойдём, провожу тебя.
На улице уже стемнело и было прохладно — кажется, собирался дождь. Да и в подъезде, как всегда, оказалось отнюдь не светло — лампочки на первом этаже, естественно, до сих пор не вставили.
Ксюша волновалась, но в то же время предвкушала момент прощания. Стыдно признаться, но пока они ехали в машине, она успела соскучиться по рукам и губам Игоря Андреевича.
И она вновь почувствовала их уже в лифте. Мужчина, встав вплотную, одной рукой гладил девушку по спине, а вторую запустил в волосы, лаская пряди.
— М-м-м, — вздохнула Ксюша, и Игорь Андреевич, улыбнувшись, наклонился и прижался губами к её щеке.
Она никогда не думала, что поцелуй в щёку может быть настолько чувственным. Что можно вот так ласкать губами кожу, осыпая поцелуями каждый миллиметр, отчего Ксюше казалось, что её лицо горит. И нежно, почти неслышно шептать на ухо:
— Ксения…
И к моменту, когда двери лифта открылись на шестом этаже, Ксюша уже толком не соображала. Лишь ощутила, как Игорь Андреевич осторожно взял её под локоть и вывел на полутёмную лестничную площадку, а потом, прижав к стене, поцеловал в губы.
Она думала, самый страстный поцелуй в её жизни был час назад, на улице? Она ошиблась. Тогда мужчина явно сдерживался, теперь же — нет. Теперь он присваивал Ксюшу себе, только не сексом, а поцелуем. Но поцелуй этот казался ей похожим на секс…
Она растворялась в этом человеке, она принадлежала ему. Раскрывала губы, принимая его в себя, гладила напряжённые плечи, тёрлась о его тело, чувствуя, как оно реагирует на неё. И вжималась сильнее, желая ощутить как можно больше…
— Девочка…