Лабиринты памяти

О, Джей Фо, как ты попала внутрь? Зачем уничтожила прекрасное существо? Я бы помог тебе и так. Но ты обрела власть в теле того, кому суждено было стоять у истоков уникального нового мира. Ты все разрушила, моя Джей Фо. Как ты могла…

– Вы же проследите, чтобы она горела, да? – требовательно спросила девушка. Скрестив руки на груди, она исподлобья смотрела на волшебника.

– Пока вы верите, ей не остается выбора, – ответил он.

Девушка скептически повела бровью. Она еще немного посмотрела на свечу, а затем кивнула Гидеону в знак благодарности и быстрым шагом направилась к выходу. На ходу девушка обернулась и с ухмылкой сказала:

– Вы же не священник, да?

Гидеон улыбнулся и пожал плечами. Силуэт девушки растворился в солнечном свете.

Харута сказала, что я могу выйти. Просто выйти и снова жить. И я пошел. Телу снова стало тепло, шелест деревьев леса Морабат, запах листвы. И два существа – темная волчица и светлый шакал. Я знал, что шакал убил ее, но вот они снова здесь, живые и невредимые, выпрыгивают из Полосы и проносятся мимо меня, разбегаются в разные стороны и растворяются в тишине леса.

Так началась моя вторая жизнь – жизнь, каким-то неведомым образом связанная с жизнью волчицы с человеческими глазами. Мы умирали в один день, неизменно рядом с этим неопознанным, загадочным шакалом, и воскресали тоже – все вместе. Я не знал, как разорвать этот порочный круг, не знал, как разгадать их тайну и как прекратить обманывать время. Мне предстоит прожить еще много жизней, прежде чем я пойму, что такое Полоса Туманов, в чем был жестокий замысел Харуты и что она на самом деле натворила. Но как бы то ни было, я знаю одно: куда бы я ни шел, кого бы ни встретил, я всегда ее найду. Мою Джей Фо.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 23. Это не конец

Пустошь у портала в пригороде Лондона

2001 год

Тело то и дело сотрясают рвотные потуги – такой невыносимый смрад стоит здесь, на этой небольшой поляне, со всех сторон окруженной деревьями. Михаил хватает защитную маску и, задерживая дыхание, быстро нахлобучивает ее на рот и нос и делает вдох. О, нечестивый…

Его взору предстала страшная картина: гора из небольших свертков высотой в несколько метров и… мухи. Полчища мух над ней. В эту сентябрьскую аномальную жару запах разложения, кажется, полностью заместил воздух.

Бригада в защитных костюмах аккуратно вытаскивает свертки и раскладывает на земле рядами. Никто не говорит ни слова. Только звук шагов и жужжание навозных мух. И ни слова…

Михаил только и смог, что отойти на несколько шагов от портала. Он оцепенел, и, казалось, даже его сердце перестало биться. По щекам заструились слезы. Ужас… ужас… дикий ужас, и больше ничего.

Один из рабочих оступается, едва не роняет сверток, но в последний момент подхватывает, прежде чем опустить его на землю. Михаил прижимает ладонь к защитной маске и слышит свое глухое мычание: из-под пленки показалась маленькая ручка с обмякшими пальчиками. Скорбь разрывает его изнутри, слезы застилают глаза, и он едва держится, чтобы не упасть на землю и не закричать.

Как будто издалека его ушей касается странный звук, и лицо освещает вспышка открывшегося портала.

– Ника-а! – надрывно кричит женщина.

Она проносится мимо него в самую гущу тел, расталкивает рабочих, и ее растрепанные чернильные волосы, как коршуны, парят следом. Мужчины хватают ее за руки, и даже сквозь маски видно, как их лица искажаются от напряжения, – с такой неистовой силой она рвется вперед.

– Где моя дочь?! – кричит женщина сквозь рыдания. – Где она?

Михаил делает над собой огромное усилие и спешит к ней.

– Ника-а! – снова кричит женщина.