Лабиринты рая

Они уже начали раздражать меня, и я решил сделать передышку. Размять ноги. Я вышел через заднюю дверь и повернулся к лесу. Ночные деревья, темные, неподвижные. Кажется, что там, в лесу, что-то скрывается.

Я воспринимаю леса как особое место, приписываю им сверхъестественные качества отчасти потому, что мой отец часто рассказывал мне истории про индейцев из Оттавы. Мне было лет пять-шесть, не больше. От Оттавы к Мичигану и дальше на север тянулись деревеньки. Британцы заключали договоры с их жителями, строили там форты и забирали землю себе. Торговали они ромом. Стандартная империалистическая тактика.

Но в 1762 году племена Великих озер объединились вокруг Оттавы под предводительством Верховного Понтиака и было решено изгнать англичан. Они напали на форт Детройт и проиграли, но это сражение стало началом войны, Войны Понтиака.

Пали девять фортов. Девять. Казалось, что племена вернули себе Великие озера и Пенсильванию. Но этому не суждено было сбыться.

Вскоре после того, как сражения закончились, в Оттаву прибыла группа британских торговцев. В придачу к покупкам они давали кое-что еще. Жестяную коробочку.

– Не открывайте коробочки, пока не вернетесь домой, – велели им торговцы. – Не раньше. Это сюрприз.

Сюрприз этот – порошок. Простой коричневый порошок. Коробочки были открыты, а через несколько дней началась эпидемия оспы.

Она расползлась по деревням, опустошила Оттаву, и после этого индейцы уже не смогли оправиться. Снова объявились британцы. Остальное – уже история. Забытая история. Имя Понтиак стало названием города, автомобиля и больше ничего не значит.

Наверное, отец рассказывал мне это, чтобы возбудить интерес к медицине. Привить желание лечить оспу и ей подобные недуги. Но я из этих рассказов почерпнул совсем другое. Я воспринял их совсем не так, как хотел отец.

Теперь леса для меня были населены душами, жаждущими отмщения. В тенях сосновых ветвей слышались скорбные звуки. Звуки эти находили отклик в моем сердце.

* * *

Когда я вернулся в дом, к свету и теплу, Пандора занималась армрестлингом с Думом, а Вашти подбадривала ее.

Дум победил, и я решил, что его надо перепрограммировать.

Шампань и Тайлер прибыли вместе. На нем были порванные джинсы, черный кожаный пиджак, драная футболка и узкий галстук. Покрашенные в черный цвет волосы торчали перьями. На ней было персиковое платье от Версаче, сине-зеленые контактные линзы, губы накрашены кроваво-красной губной помадой, а на ногах – черные туфли на высоких каблуках. Ее светлые длинные волосы были распущены.

– Тай – Злобный Сид, значит, ты – Нэнси, – определил я.

– Вовсе нет, я – Кортни Лав, – возразила Шампань.

Тайлер пояснил:

– Я предложил нарядиться Сидом и Нэнси, а она сказала – нет, Куртом и Кортни. Но мне не хотелось наряжаться Куртом Кобейном, а ей – быть Нэнси Спунген. Получился компромисс – Сид и Кортни.

– Самое главное путешествие в жизни – это люди, которых ты встречаешь, – заявила Шампань.

– Нужно будет запомнить, – сказал я. – Хотите выпить?

– Два Май Тая, – заказал Тайлер, но Дум не пошевелился. – Мне казалось, я забил тебе в сердце осиновый кол, – продолжил тогда Тайлер.

– Я не держу на тебя зла, – пожал плечами Дум.

– Так-то лучше, – хмыкнул Тай.

Я взял Май Тай и для себя. Нужно бы воздержаться, да ладно, всего один бокал. Вдруг он поможет мне успокоиться.

Из своего укрытия появилась Уиспер. Пока девчонки сюсюкали над моей кошкой, Тай отозвал меня в сторонку, к книжному шкафу.

– С тобой все в порядке?

– Более или менее, а что?

– Про тебя многое говорят. У тебя был несчастный случай, и ты плохо помнишь. Слышал, приходили твои родители и задали жару Эллисону.

– Не жару, скорее слегка подогрели.

– Значит, правда?

– Частично. Потом объясню, пока расслабься и наслаждайся.

Симона появилась в костюме одной из своих любимых героинь – Ипатии, математика, астронома, философа и учителя. Ипатия защищала библиотеку в Александрии, но безрезультатно: близорукий архиепископ Кирилл разрушил библиотеку, а затем уничтожил Ипатию.

Я поприветствовал ее и надел ей на шею ожерелье. Мы не могли говорить о Пейсе, к тому же не все еще пришли. Мы ограничились ни к чему не обязывающей болтовней, что для меня было мучительно.

Симона была первым человеком среди моих знакомых, кто задавал осмысленные вопросы. В ней была какая-то внутренняя сила, что-то неуловимое, что-то даже возвышенное. Когда я был рядом с ней, то казался себе намного лучше. Если не считать, что я хотел…

Слишком многого.

Я хотел быть рядом с ней и чувствовать себя в безопасности. Мне казалось, что это возможно.

Вашти потребовалось поговорить с Симоной. Они были подругами, соперницами в учебе, нравились молодым людям. Когда они пошли в бильярдную, у Ваш был такой вид, словно ей не терпится что-то сообщить Симоне. Шептались они довольно долго.

Меркуцио, преднамеренно опоздавший, появился в зеленом костюме, в шляпе с красным пером.

– Робин Гуд? – поинтересовался я.

– Питер Пэн, – ответил он. – Много хороших костюмов. – Он махнул в сторону Сида и Кортни, я же рассказал ему, как голубки не смогли прийти к согласию.