Лабиринты веры

Я достала свой мобильник и набрала «девять-один-один». Когда «Скорая» наконец-то приехала, Клэр уже не говорила, а ее губы посинели. Они подсоединили к ней всякие трубки, два медика, переговаривавшиеся на своем медицинском языке, который я не понимала. Зато когда они подняли ее на носилки и вынесли из дома, я поняла, что все плохо. Мари. Надо было сообщить Мари о случившемся. Я позвонила ей и наткнулась на голосовую почту. Оставила сообщение и поехала в больницу, стараясь не отставать от «Скорой». Правда, это плохо мне удавалось – сирены выли далеко впереди меня.

Когда я добралась до отделения «Скорой помощи», Мари уже была рядом с сестрой. Она словно перенеслась на крыльях Господа. Обе прижимались друг к другу. Клэр была в сознании и могла говорить. Я стояла за занавеской и слышала необыкновенно быструю французскую речь. Настолько быструю и настолько тихую, что понимала каждое третье слово. Потом поток слов прекратился. Клэр посинела; был сделан звонок по специальному больничному коду, и медсестра вытолкала меня в комнату ожидания. Больше живой я Клэр не видела.

И вот сейчас я стояла перед ее письменным столом из полированного ореха и гадала, с чего начать. Раздвинула шторы и выглянула наружу. Мы жили в этом доме слишком мало для того, чтобы у меня набрались воспоминания. Через год после переезда сюда я уехала в колледж. Я была очень удивлена, что Клэр осталась здесь после того, как спрятала меня за безопасными стенами университета Макгилл в Монреале. У нее была своя жизнь, и я предполагала, что она куда-то переедет, как это было всегда. Но Клэр осталась в Хаддонфилде с сестрой и даже пустила корни – впервые на моей памяти.

Я задвинула шторы и огляделась. В кабинете царил идеальный порядок. Я еще раньше обследовала письменный стол и не нашла там ничего интересного. Папки, налоговые уведомления, счета, квитанции. Я перевела взгляд на дверь кладовки. Клэр всегда держала ее на замке; я так привыкла, что дверь всегда заперта, что она слилась для меня со стеной. Ключ мне пока не попадался. Я подумала, что, вероятно, его забрала Мари в день смерти Клэр. Вечером она вернулась в дом и осталась со мной на ночь; я тогда все не могла заснуть и прислушивалась к скрипу половиц – это Мари ходила по дому. Если ключ забрала она, что вполне разумно, едва ли мне удастся заполучить его. Я надавила на тяжелую мраморную ручку. Она повернулась, но язычок замка надежно удерживал дверь на месте.

В комнате появилась Джоанна:

– Обед готов. Куриная лапша «Кемпбелл» из банки и жареный сыр. Ммм, пальчики оближешь… Что ты делаешь?

Я в сердцах пнула дверь.

– Пытаюсь открыть эту чертову дверь. Только вот ключ найти не могу.

Джоанна улыбнулась.

– Никогда не слышала, чтобы ты чертыхалась. Ну кроме как в зале суда. Но тебе идет. Можешь повторить по-французски?

– J’essaie d’ouvrir cette putain de porte, – процедила я. – Merde[8], Клэр…

Джоанна развернулась и вышла в коридор.

– Ругайся на английском, звучит злее. Пошли есть, пока все не остыло.

Я гоняла лапшу в бульоне, время от времени облизывая ложку, чтобы Джоанна думала, что я ем, и обдумывала, что мне делать с дверью в кладовку. Очень хотелось взять топор. И ведь возьму – меня никто не остановит. Я сделаю то, о чем просил Рассел: буду копать – а в данном случае крушить преграду – и доберусь до потенциального клада.

– У меня плохая новость. Я узнала ее вчера, но не хотела тебе рассказывать, потому что у тебя и так событий невпроворот. – Джоанна отправила ложку с лапшой в рот.

Я перестала есть:

– Что? Какая новость?

– О Расселе.

– Что? У него опять какое-то увечье? – Я почувствовала, как руки покрылись гусиной кожей.

– Нет, тут другое. А вот увечье я бы ему нанесла. Он обручился. С той своей подружкой из больницы Купера. – Джоанна откусила большой кусок от своего сэндвича. – Я была в бешенстве.

– А-а… Неудивительно. Они давно вместе. – У меня получилось улыбнуться.

Джоанна наклонилась вперед так далеко, что я даже чуть-чуть отодвинулась на стуле.

– Мы с тобой обе знаем, что это чушь. Он только что водил тебя на ужин, а потом вдруг раз – и обручился? Какого черта?

Я оперлась локтями о стол и посмотрела на нее:

– Это не было свиданием, это была работа. Я даже не думала, что нравлюсь ему.

Она опять откусила сэндвич.

– Ну да ладно… Когда ты в последний раз ходила на настоящее свидание?

Я задумалась:

– Это зависит от того, что такое настоящее свидание. Это когда за тобой заезжают, когда тебе дарят цветы? Всё в этом роде? – Я поморщилась. – Наверное, на выпускном.

– Ты забыла посчитать Люка Демайо. Это было забавно.

Я попыталась улыбнуться. Люк был юристом. Причем не очень хорошим. Скользкий, неприятный тип, он однажды подкатил ко мне и спросил, хочу ли я сходить вместе с ним на «счастливые часы» в «Текилах» в Филадельфии. Я ответила «да» лишь потому, что в тот момент мне было ужасно одиноко и я страшно жалела себя. Идея оказалась плохой. Люк болтал без остановки, а потом попытался заняться со мной сексом в машине.

– Хватит.