Лаборант

– Мне не нужен твой телефон, чтобы узнать адрес ее клиники, телефон и, тем более, время операции, – громко хлопнув дверью и прихватив с собой стопку документов, отец выходит из кабинета.

Хочется выбросить все нахер в окно! И этот костюм, и ботинки, и стулья, особенно отцовское кресло, но я не могу…

Врал ли он, что меня не выпустят из страны? Вряд ли, все что для этого нужно – отсыпать бабла и немного связей, а таковых у отца навалом. Врал ли про то, что знает где Анита? Не знаю, но мой внутренний голос надежды желает этому верить.

Хочешь мою подпись? Да, подавись!

Хочешь, чтобы я покрасовался перед прессой? Да, без проблем!

Без энтузиазма, без какого-то желания, но я готов это стерпеть, лишь бы попытаться встретиться с Анитой.

Я не могу взбрыкнуть, послать отца куда подальше, ведь иначе не увижу ее. Я не могу так с ней поступить, я обещал прилететь, черт возьми! А что, если она будет мне звонить? Нет, нет, нет, я не хочу даже думать о том, что она себе надумает! И как можно скорее.

Проклиная все на свете, я переодеваюсь в дорогущий костюм и, глядя на свое отражение в зеркальной стене, испытываю глубокое чувство отвращения. Как же хочется поскорее сбросить с себя эти шмотки!

Все же прав был персонаж из старого фильма: мужик надевает костюм только на два мероприятия – похороны и свадьба. А если делает это в другие дни – он не кто иной, как пижон.

– Можно? – раздается стук в дверь.

В кабинет заходит высокая брюнетка модельной внешности. Да, я ее помню, Маша. Не могу сказать о ней ничего плохого, но и хорошего тоже, ведь она встречалась со скотиной Вадимом.

– Что?

– Петр Эдуардович сказал тут… замазать тебе синяк на лице, – девица потрясла в руках огромной косметичкой. – Я училась на визажиста, все будет…

– Насрать вообще, делай что нужно и проваливай, – сажусь на ближайший стул, закинув ногу на ногу, и указываю девушке на соседний.

Поджав губы, брюнетка подходит и выкладывает на стол кучу всякого косметического говна, иначе не скажешь.

Смотрю на ее лицо и понимаю, что в ней нет ничего настоящего: вытатуированные брови, губы, накаченные настолько, что верхняя губа чуть ли не загибается наверх, толстый слой штукатурки на лице, нарисованные скулы, накладные ресницы… Кукла. Раньше бы я не побрезговал, нафантазировал бы в миг, но сейчас на это силиконовое чудо у меня совершенно не стоит.

Не припоминаю, чтобы на Ане было что-то подобное, вычурное. Она всегда поражала меня своей простотой и естественностью. Поселилась в моей голове, словно компьютерный вирус, но мне совершенно не хочется от него избавляться.

– Закрой глаза, – наклоняется ко мне Маша с какой-то маленькой розовой губкой в руках и я повинуюсь, лишь бы не видеть ее размалеванное лицо вблизи.

Спустя несколько минут ее возни и неприятного ощущения сырости на моем лице – девушка отходит и начинает собирать свои безделушки.

– Замечательно, Машенька, – замечаю подходящего к нам папашку. – Ты умничка!

Добровольская довольно улыбается, словно только что получила миллион долларов, а не наигранную похвалу.

– Сейчас спустимся к прессе, потом встретимся с юристами, подпишем документы, – говорит отец, что-то выискивая в своем телефоне. – После подписания у нас небольшое интервью, нужно будет… А, ладно, сориентируемся. Едем!

Мария покидает кабинет первой и я, ухватив отца за локоть, спрашиваю:

– После этого цирка я свободен?

– Как пойдет… – скалится папашка, грубо поправляя на мне галстук, затягивая, словно петлю. Не сомневаюсь, что он был бы не против меня придушить.

Глава 30

Анита

Только в такси, уже подъезжая к аэропорту, мне удается успокоиться. С трудом, но все же удается, чтобы не довести своими завываниями до инфаркта пожилого водителя. Мужчина всю дорогу бросает на меня обеспокоенные взгляды в зеркало заднего вида, видимо стараясь понять отчего я плачу.

Опускаю взгляд на свои руки и в памяти резко всплывает один момент из прошлого…

Мне было не больше десяти лет, когда кто-то из мальчишек сказал мне: «Хэй, там приехала семейная пара, хотят удочерить тебя. Заведующая срочно звала тебя к себе!». Моя мечта, как и любого детдомовского ребенка, особенно подросткового возраста, – иметь семью, быть кому-то нужным.

Я помню, как обрадовалась и бежала через весь двор со всех ног, радость переполняла меня, заставляя улыбаться. Но мне солгали, ради потехи разбивая мои надежды и мечты. Тогда я, преисполненная решимостью, вернулась к тем мальчишкам и попыталась пристыдить их, но меня засмеяли и унизили. Не выдержав этих издевок, я убежала. Летела и рыдала, совершенно не глядя по сторонам, пока вдруг не споткнулась о собственные ноги и не упала, со всего размаха угодив ладонями в битое стекло.

В медицинском пункте мне доставали из сочащихся кровью ран осколки, попавшие под кожу. Руки тряслись, поврежденные места невыносимо жгло настолько, что мысли путались, не позволяя связать и пары слов.