Лаборатория

А между тем проходила неделя за неделей, но никто не смог войти в город. Я уже стал беспокоиться, что моя загадка оказалась не по зубам единственному человеку, ради которого все это затевалось, как в один прекрасный день пришло сообщение, что ворота в город открылись. Победителю первого тура предстояло пройти еще одно испытание в стиле хокку и древнегреческих мифов. Он должен был дождаться зари, и вместе с ослепительным диском солнца, медленно поднимающимся над линией горизонта и постепенно освещающим огромный дворец, увидеть душераздирающую картину: к скале, нависшей над морем, прикована девушка. Каштановые пряди волос, растрепанные ветром, полностью скрывали ее лицо. Под скалой, обхватив голову руками, стоял на коленях убитый горем старик – отец несчастной. Волны изумрудного моря, перекатываясь, образовывали на поверхности воды следующее трехстишие:

Месяц весны
Бабочка, зажатая в ладони
Жива или мертва?

И эта задачка не стала преградой для моего героя, и он автоматически перенесся во дворец, где с распростертыми объятиями его ждал я. Не могу описать своего изумления, когда увидел, что во дворце никого нет, и что его тщательно продуманный интерьер несколько изменился: посреди тронной залы стояла клетка с кроликом. На замке клетки красовалась кнопка-ссылка. Я нажал на кнопку и в полной растерянности наблюдал, как кролик выбежал из клетки, проскакал к стене и нырнул в неизвестно откуда взявшуюся там норку. Тотчас же дворец исчез, и я обнаружил себя в современной комнате-офисе. Единственное окно в этом помещении указывало на то, что сейчас, по мнению его создателя, ночь. За столом восседал человек, о встрече с которым я так долго мечтал.

– Дорогой мой учитель, – насмешливо приветствовал меня Сол. – Я несколько разочарован вашим внешним видом.

– Почему? – удивился я

– Не думаю, что несчастный царь Кефей, с которым вы себя почему то сравниваете, носил кроссовки и футболку. Вам бы больше подошли сандалии и туника. Кстати Фивы, Андромеда и дворец были просто великолепны. Только по соображениям безопасности я был вынужден сменить эту шикарную обстановку на более скромную.

– По соображениям безопасности?

– Ваши архитектурные фантазии могли быть ловушкой. А этот адрес защищен от любого непрошенного гостя. Кстати, как только появится что‑то подозрительные, мы больше никогда друг друга не увидим.

– Где моя дочь? Она жива?

– Конечно, – удивился в свою очередь Нортон. – Иначе я бы не смог ответить на ваши, как бы это мягче выразиться, странные загадки.

– Я хочу ее видеть.

– Нет проблем. Мэй! – позвал он и даже щёлкнул пальцами, как заправский фокусник. – Явись пред наши ясны очи.

Рядом с Солом образовалось еще одно кресло, в котором сидела Мэй. Или ее изображение, – мысленно поправил я себя, вспомнив, что мы в сети и мои собеседники – это только картинки.

– Привет, папа, – весело вякнула новоприбывшая картинка и помахала мне ручкой.

– Вы, кажется, не верите, что это настоящая Мэй, – то ли утвердительно то ли вопросительно сказал Сол. – Я думаю, она не будет возражать против нескольких вопросов, ответы на которые знаете только вы оба.

– Вовсе нет, – улыбнулась копия Мэй. – Начинай, папочка.

Удостоверившись, что это действительно моя дочь, я почувствовал невероятное облегчение: Мэй жива и здорова, что еще надо отцу, который считал, что его ребенок погиб. Правда радость несколько омрачилась, когда я вспомнил, что она ввязалась в очень опасную авантюру.

– Мэй, умоляю тебя, бросай все это и возвращайся домой. Он, – я показал на Сола – тебе не компания.

– Нет, – тихо сказала дочь. – Из всех игр эта – самая увлекательная.

С этими странными словами, Мэй растворилась в воздухе.

– Как видите, Персефона выбрала Прометея, вопреки мнению классиков.

– Прометея, – передразнил я. – Какая чушь!

– Я читал ваш памфлет, – сказал Сол. – Мне понравилось замечание о том, что благородный титан не имеет ничего общего со мной, ненормальным убийцей.

– Вы будете отрицать это? – вызывающе спросил я

– Отнюдь, каждое сказанное там слово – чистая правда.

– И…

– Выбирая себе это прозвище, также как и прозвище Лиэй, я руководствовался совсем другими соображениями.

– Меня ваши соображения не интересуют. Я хочу, чтобы моя дочь вернулась к прежней жизни.

– Этого никогда не будет. Вы тоже не сможете жить как прежде.

– Это еще почему?

– Признайтесь, вы пришли сюда не только за Мэй. Тайна, от которой поджилки трясутся у самого Зевса. Великолепная аллегория. Вам не дает покоя, вас гложет, то, что вы случайно увидели. Вам надо знать ответ на самый главный вопрос, а когда вы его узнаете, вам станет еще хуже.

Мне показалось, что меня огрели чем‑то тяжелым по голове.

– А Вы знаете ответ на этот главный вопрос? – тихо спросил я

– К моему глубочайшему сожалению, да. Поэтому кроткий и миролюбивый Лиэй превратился в жесткого, вечно страдающего из‑за своих знаний Прометея.

– И вы поделитесь со мной вашими знаниями?

– Обязательно, но при условии, что вы, как и обещали, будете к моим услугам.

– Чего вы хотите от меня?