Сол уселся рядом со мной и предложил мне прилечь на него. Когда я отказалась, он бесцеремонно схватил меня за плечи и потянул вниз.
– Ты врач, и должна знать, что при ударе головой, лучшее, что ты можешь сделать – это просто спокойно полежать, – назидательно сказал он. – Если тебе претит моя забота, то можешь утешиться мыслью, что я это делаю ради себя любимого. Чем быстрее ты придешь в себя, тем быстрее мы уйдем отсюда. Чем ты ударилась?
– Затылком.
– Думаю, что легкий массаж головы и лица тебе не повредит.
Нежные касания Сола притупляли боль, успокаивали и убаюкивали. Я не заметила, как уснула, а проснувшись, обнаружила, что продолжаю лежать на коленях у своего спутника, которого тоже сморил сон. Я села, тем самым разбудив Нортона.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он
– Гораздо лучше, – заверила я. – Твой массаж – просто чудо. Где ты научился этому?
– О, у меня был великий учитель. Он любил повторять, что познавая себя, познаешь мир. Иными словами, если хочешь хоть что– нибудь в этой жизни знать, начни с себя, со своего тела и души. В общем, медицина мне не чужда.
– Кто был твоим учителем, отец?
– Нет. Своих родителей я почти не помню. А моим учителем был Хирон.
– Хирон?! – я вскочила на ноги, – ты знал его раньше?
– Он был единственным человеком, с которым я общался с 5 до 15 лет. В детстве я любил себя сравнить с графом Монте-Кристо, а Хирона – с мудрейшим аббатом Фариа или с гнуснейшим тюремщиком, в зависимости от обстоятельств. Правда, в отличие от несчастного Эдмона Дантеса, моя камера была вполне комфортабельной, а питание – тщательно подобранным для растущего организма.
– Камера? – не веря своим ушам, переспросила я.
– Ну а как по-другому назвать место, в котором торчишь безвылазно с десяток лет, не видя живой души, за исключением одного человека? Впрочем, под опеку Хирона я попал вполне добровольно, о чем не раз жалел. Со временем я пришел к выводу, что быть героем – дело уж больно хлопотное. Герой – это миллион вселенских проблем, и все это, чтобы потешить свое когда-то уязвленное самолюбие. Овчинка не стоила выделки: гораздо легче было оставаться сыном предателей
– О чем ты говоришь?
– А, оставь, – Сол махнул рукой. – Мне редко приходилось говорить с кем-либо по душам, вот меня и понесло. Тем более, ты была так любезна, что в кои веки проявила интерес к моей персоне.
– Твоя персона, как неожиданно выяснилось, имеет непосредственное отношение к Хирону. Где находилась твоя камера?
– На острове Веры, под землей, на верхнем ярусе.
– На верхнем ярусе?
– И чему тебя учили в твоей хваленной школе? – притворно вздохнул Нортон. – На острове Веры, да будет тебе известно, находятся три завода без которых жизнь на двух других островах давно бы вымерла. Это электростанция, завод по опреснению и обеззараживанию воды и, самое главное, завод по переработке отходов производства и жизнедеятельности. Эти три монстра расположились под землей и занимают собой около сотни этажей в глубину. Я жил над этими машинами и нередко спускался вниз полюбоваться на эти творения рук человеческих. Хирон как-то сказал мне, что коэффициент износа этих машин при правильной эксплуатации чрезвычайно мал и с момента их сооружения не было ни одной поломки.
– Но остров Веры – нейтральная территория, – возразила я. – Ни демократы, ни исламисты не должны там находиться без согласия и без присутствия второй стороны.
– Совершенно верно. Тот же вопрос я неоднократно задавал аббату Фариа и ни разу не получил на него ответа. Но мне всегда приятно было думать, что из-за меня нарушаются традиции двухсотлетней давности.
– И кто такой Хирон, ты, конечно, тоже не знаешь…
– Ты необычайно догадлива, Мэй.
Я замолчала, обдумывая услышанное. Сол с любопытством наблюдал за мной.
– Пошли отсюда, – наконец сказала я и двинулась к выходу из пещеры.
– Постой, я хочу услышать вердикт, – Сол продолжал сидеть и смотреть на меня с веселым интересом.
– А я хочу есть, – отрезала я, – поэтому, быстренько принимай вертикальное положение (голод и жажда, так же как и боль от полученных ран, исчезали вместе с антуражем).
– Ну, пожалуйста.
– Ладно, – я пожала плечами. – Скорее всего ты врешь, но это не важно, потому что твоя информация в данный момент бесполезна.
Сол рассмеялся: