Лаборатория

Я сделала несколько шагов, прежде чем заметила, что Сол остановился. Я тоже остановилась. Мы стояли и смотрели друг на друга, а яркая луна освещала наши лица, помогая нам видеть и понимать.

– Этот эксперимент перевернул все с ног на голову, – произнесла я, медленно подходя к своему компаньону. – Ви-игра стала реальностью, Берни заслужил свою смерть…

Мои губы коснулись его лица

– Ну а враг стал самым близким мне человеком, – шепотом закончила я.

Время для нас остановилось. Мы с Солом любили друг друга, любили жадно, эгоистично, зная правила игры и понимая, что скоро все закончится. Мы жестоко страдали даже от самой недолгой разлуки и старались насладиться каждым мигом проведенным вместе, каждым мигом до того, как снова станем теми, кем и были всю свою сознательную жизнь – одиночками. А окружающие наш волшебные декорации: древний замок, теплый, пропитанный сладким ароматом цветов воздух и, конечно же, великолепное мифическое животное, поднимавшее нас в безоблачное солнечное или звездное небо (после моих долгих уговоров, Сол, проведя несколько затянутый ритуал ухаживания, сумел добиться расположения Пегаса), только добавляли жару во всепоглощающий огонь, вспыхнувший между нами.

Как и любой другой сказке, нашей сказке скоро пришел конец. Однажды ночью роскошный дворец начал рушиться от подземных толчков, и мы, уворачиваясь от падающих сверху потолочных балок и капителей колонн, выбрались во внутренний двор. Во дворе нас ждал новый сюрприз – непогода. Землетрясение, молнии, завывающий ветер и ливень в мгновение ока превратили нас в мокрых и дрожащих от холода и первобытного страха перед разбушевавшейся стихией существ.

– Садись на Пегаса, – прокричал Сол, а сам бросился к дереву отвязывать коня. Потом он вскочил на Пегаса, крепко ухватил меня за талию, а я погладила крылья коня, обняла его за шею, и послушное животное взмыло вверх, в грохочущее и разрываемое молниями небо. Конь удалялся все дальше и дальше от крепости, и вот под нами – лишь необъятное бушующее море, вторящее рыком огромных волн рассерженному Зевсу-громовержцу. К рассвету дождь затих, и небо очистилось от туч, а выкатившееся из– за горизонта солнце заставило весело сверкать успокоившееся после ночного буйства море. Наконец-то я смогла рассмотреть местность, над которой мы пролетали и, клянусь, она заслуживала того, чтобы ее рассматривали. Мы летели над проливом, разделяющим два участка суши. Самое узкое место пролива выделялось с одной стороны высоким, скрывающим солнце и потому казавшимся мрачным и грозным утесом, а с другой стороны – грохочущим широким водоворотом. Застывший великан, разинувший черную пасть-пещеру в безмолвном крике, кружащие в истеричной злобе водные потоки, царство тени, холода, сырости. Вот он – символ победы тьмы над светом, победы тлена над жизнью, символ конца.

Мое сердце тоскливо сжалось от предчувствия беды. Древние греки считали, что счастье смертных вызывает зависть Богов, и Боги жестоко наказывают их за это. Мы с Солом посмели быть счастливыми, посмели быть другими и за это нас ждет неминуемая кара.

Миновав адское место, Пегас начал постепенно спускаться, и я заметила вдали какую-то точку на море, которая, при нашем приближении, оказалась небольшой лодкой, без пассажиров, но зато с двумя парами весел на дне. Едва не касаясь крыльями поверхности моря, Пегас сделал вокруг лодки два круга и неожиданно исчез, а мы с Солом также неожиданно погрузились в воду. Забравшись в лодку, мы уселись на скамеечки, и, дрожа от порывов холодного ветра, молча, наблюдали за тем, как нашу лодку несет течением в пролив.

– По-моему, все здесь ясно, – первым нарушил молчание Нортон, – нам предстоит сделать выбор между Сциллой и Харибдой, в буквальном смысле этого выражения.

– Если мы сделаем такой выбор – нам конец, – возразила я. – Предлагаю убраться от этого проклятого места, как можно дальше.

Сол спорить не стал. Мы дружно взялись за весла, но вскоре убедились, что с течением нам не совладать: наша лодка, вертясь во все стороны, упрямо продвигалась в нежелательном направлении.

– Можно попробовать пристать к берегу, – отдышавшись, предложил Сол. – Я мало чего понимаю в мореходстве, но мне кажется, что при таком сильном течении мы просто разобьем лодку об скалы.

Я кивнула, разглядывая отвесные и гладкие, словно отшлифованные, прибрежные скалы.

– Мы все равно не сможем выбраться на сушу – нам не одолеть эти горы…

– Придется все-таки сделать выбор. Итак, Сцилла или Харибда?

– Мы знаем, что Одиссей выбрал Сциллу, – задумчиво проговорила я: – Может, нам стоит взять пример с умного человека.

– Умный человек всегда учитывает обстоятельства, – недовольно пробурчал Нортон. – Команда Одиссея состояла из 12 человек, у Сциллы – 6 голов, следовательно, гарантировано 6 человек оставались в живых. Нас же только двое, и чувствую, что каждый из нас послужит вкусным обедом для 6 голов. С другой стороны, тот же Одиссей, будучи один, спасся, угодив в Харибду.