Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Таблица 14. Место переводов вообще и политических переводов в частности среди всех изданий гражданской печати, 1780–1790 годы

^* В «Корпусе русских переводов общественно-политических текстов».

Статистические данные, которые мы привели в этом разделе, подчеркивают огромное значение перевода в истории русской книги эпохи Просвещения и особенно роль вкуса к беллетристике в русском обществе в эпоху Екатерины II в расцвете русскоязычного перевода. Хотя сегодня мы лучше понимаем развитие перевода как важной составляющей истории общества в России XVIII века, пространство для дальнейших исследований огромно.

Мы до сих пор недостаточно ясно представляем себе роль переводной литературы для частных издательств екатерининской эпохи по сравнению с издательствами государственных учреждений, и одна из следующих целей нашего проекта — проследить динамику переводной и оригинальной русской литературы в продукции наиболее важных русских издателей как фактор их издательской стратегии.

Хотя упомянутая выше книга А. Ю. Самарина[179] существенно продвинула наше понимание путей распространения русской книги среди разных социальных слоев Российской империи второй половины XVIII века, мы пока плохо понимаем, какие группы общества проявляли наибольший интерес к тем или иным сегментам переводной литературы той эпохи. В какой степени переводная литература играла роль в формировании идентичности социальных и культурных групп общества и служила ее маркером?

Еще меньше мы знаем о циркуляции книг на иностранных и древних языках в России того времени, в частности об их наличии в частных библиотеках и библиотеках учреждений, хотя представление всего репертуара иноязычной литературы (напечатанной в России и привезенной из‐за рубежа) в виде единой базы данных не кажется неосуществимой задачей, ведь мы располагаем как прекрасным сводным каталогом книг на иностранных языках, изданных в России в XVIII веке, так и многочисленными каталогами иностранной книги, распространявшейся книгопродавцами в России в ту эпоху. Оценить место переводной литературы в обществе вряд ли возможно, не восстановив репертуар иноязычной книги в России, ведь оба корпуса находились в сложном взаимодействии через практики чтения, что выводит нас на вопрос о социальной, культурной и языковой структуре российского общества[180]. Рейтинг наиболее переводимых авторов не обязательно коррелирует с популярностью и влиятельностью идей этих иностранных писателей и мыслителей в России, ведь со многими европейскими произведениями знакомились в оригинале, а не в переводе[181]. Соотношение чтения иностранных авторов в оригинале и в переводе трудно сейчас оценить, тем более что разные социальные группы знакомились с ними по-разному[182]. Так, в каталогах дворянских библиотек того времени мы находим произведения многих иностранных авторов, а в выписках из оригинальных произведений, цитируемых учениками Кадетского корпуса конца 1780‐х годов, мы видим имена разных французских и немецких авторов[183]. Число русскоязычных переводов Монтескье в XVIII веке невелико[184], но количество упоминаний и цитат из Монтескье в разного рода текстах — огромно[185], что опять же наводит нас на мысль о том, что с его произведениями многие знакомились в оригинале, а не в переводе. Весьма вероятно, что, зная соотношение репертуаров русскоязычной переводной литературы и иноязычной литературы, представленных в России, мы сможем лучше понять и причины выбора тех или иных иностранных сочинений для перевода и узнать, как тематика оригинальной иноязычной книги, циркулировавшей в России, соотносилась с изменением объемов перевода с того или иного языка, то есть означает ли уменьшение числа переводов с некоторых языков (например, с латыни, древнегреческого, польского или итальянского) потерю интереса к интеллектуальной и литературной продукции на этих языках[186].

III. Перевод и политический дискурс в России XVIII века