Лаборатория зла

Глаза у нее есть, это она уже поняла. Они видит обоими глазами и может ими беспрепятственно двигать. Нос, рот – тоже понятно. Даже, по всей видимости, все зубы были целы. Точно. Она вспомнила, как недавно отчаянно сжимала челюсти, думая об этих скотах, запрятавших ее сюда. Да, зубы целы. С лицом все в порядке, как и, собственно, с головой тоже, ведь она может думать. Конечно, неизвестно, работал ли у нее слух, ведь она не знала, было ли в комнате правда тихо или так только казалось из-за подступившей глухоты. Если бы выяснилось, что она оглохла, это был бы существенный минус. Правда, ей казалось, что она слышит собственное дыхание и звук биения своего сердца, но, возможно, ощущение это приходило к ней не посредством слуха, а с помощью внутреннего чутья и ощущения вибраций своего тела. Хотя, скорее всего, слух все-таки в наличии еще был. Впрочем, это было все же не главное.

Голова болела, в висках ломило, но, кажется, повреждений на голове не было. Конечно, она так же могла и не чувствовать, происходило ли у нее кровотечение из головы вследствие потери чувствительности, но подушка, исключая пятно от ее слюны, мокрой не казалась, а потому она заключила, что наличие повреждений головного мозга у нее вряд ли возможно. Вот что было главное. Если есть голова – значит, можно что-то придумать.

Теперь предстояло проверить самое страшное. На месте ли ее конечности? Пытаясь унять непроходящую внутреннюю дрожь, она зажмурилась. Набравшись смелости, она сделала над собой усилие и шевельнула рукой. Так. Теперь ногой. Как ни странно, и руки, и ноги – все оказались на своих местах. Вот только слушались они плохо, и поднять их почему-то казалось практически невозможным. Но, главное, они все-таки были?

Она снова открыла глаза и решительно оглядела свои конечности, и тут же поняла, в чем было дело. Пробежав взглядом по своему телу, она снова рассердилась на себя за вторичное предположение о непредусмотрительности своих врагов. Она только сейчас заметила, что была крепко привязана к своей кровати, и теперь стало абсолютно ясно, что самостоятельно встать она не может. Да какое там встать, она не могла даже пошевелиться. По всей видимости, привязана она уже была достаточно давно, потому что руки и ноги ее сильно затекли. Поэтому она и не могла так долго понять, на месте ли они. После попыток шевелить пальцами кровь, кажется, начала циркулировать быстрее, и чувствительность мало-помалу начала возвращаться, но только дела это не меняло.

Теперь она знала все наверняка. Она находилась в западне у своих обидчиков, у этих безумных ученых, и была в полной их власти. Страх и бессильная ярость заставили ее сжать зубы так, что появилась острая боль в скулах. Все ее части тела были на месте, но она была крепко привязана и лишена всякого движения. Окна ее камеры были перегорожены решетками, а у единственного выхода из комнаты находилась охрана, которой был поручен надзор за томившимися здесь мучениками. Окружающие люди, находившиеся определенно в таком же положении, что и она, были так же беспомощны. Бежать отсюда не было никакой возможности, и помощи ждать было неоткуда. Она лежала и не могла унять колотящееся безудержно в груди сердце, сотрясаясь внутренне от панических метаний своей души, не зная ни о том, что будет с нею дальше в следующую минуту, и ни о том, стоит ли ей надеяться на жизнь.

Она была в западне, откуда абсолютно точно не было никакого выхода, и жизнь ее находилась сейчас в руках этих извергов, и ей оставалось лишь лежать и стискивать до боли зубы, ожидая приготовленной ей участи.

Глава 3. Попытка бегства