Лабрадор Трисон покоряет Голливуд

Шура вытащила из-за дивана дрожащего от страха Марселя, прижала его к груди, ласково погладила по голове и сказала: «Не бойся, малыш, всё хорошо». Тот на радостях, что гроза миновала, лизнул её в нос. Признаюсь честно, в самом начале нашего совместного проживания с Марселем, когда Шура брала его на руки и проявляла нежности, я с ума сходил от ревности. Оказывается, это низменное чувство присуще не только людям. В такие моменты я начинал носиться вокруг них и громко лаять, требуя немедленно поставить его на пол. До чего же теперь стыдно вспоминать, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Конечно, я мог бы не рассказывать этого, но вы же знаете, я не умею врать. Как-то раз, во время моего очередного приступа ревности, Шура подозвала меня к себе, а когда я ткнулся носом в её колени, она ласково погладила меня по голове.

– Трисончик, не нужно ревновать меня к Марсику. Он ещё совсем ребёнок, ему нужны забота и внимание, а кто ему их даст, кроме нас? У него же нет ни отца, ни матери. Мы с Максимом будем для него родителями, а ты возьми на себя роль старшего брата, – с улыбкой объяснила она и, потрепав меня по холке, сказала самые важные слова: – Для меня нет собаки дороже, чем ты. Я никогда не забуду, как ты спас мне жизнь, плюс ко всему ты мне мужа нашёл. Или ты уже забыл об этом? – Она подмигнула.

Да разве такое забудешь? Конечно, зрение у меня не такое хорошее, как у котов, зато память отличная. Да и вы наверняка помните тот случай, когда мы с Шурой приехали в гости к её подруге, а потом я вывел их из квартиры за несколько минут до взрыва в подъезде[6]. Ну а что касается мужа, тут она погорячилась. Его нашёл не я, просто судьба так распорядилась, что Елисеев и Шура перепутали чемоданы в аэропорту – так и познакомились. Как она потом сказала: история достойна кинематографа. И я с ней абсолютно согласен. Если вам вдруг станет любопытно узнать об этом подробнее, почитайте, я уверен, вы не пожалеете[7].

Как вы уже догадались, Марсик – уменьшительно-ласкательное от Марселя. Шура переименовала щенка в первый день его пребывания в нашем доме. Когда я услышал это впервые, у меня перед глазами тут же поплыли эпизоды из фильма «Марсианин». Я смотрел его с Елисеевым ещё в ту пору, когда он был холостяком. Поначалу Марсель и правда напоминал мне инопланетное существо, особенно когда неуклюже, вразвалочку выхаживал по квартире. С тех пор шоколадное чудо так и ходит в Марсиках. Хотя чему тут удивляться, я уже давно привык к тому, что люди переиначивают не только свои имена, но и наши. Кем я только не был: и Тристаном, и Трусоном, и Трюфелем, и Трезором, и Трифоном. В общем, можно долго и нудно перечислять. Поначалу я даже пытался запоминать свои новые клички, а потом плюнул на это гиблое дело. Их все невозможно было упомнить.

Я всегда говорил: моя Шура, хоть и молода, мудра не по годам. Она вылечила меня от ревности одной-единственной фразой: «Для меня нет собаки дороже, чем ты». Вы даже представить не можете, какое я испытал облегчение, когда избавился от этого страшного, гнетущего чувства. Будто с души громадный камень свалился. Но больше всего я благодарен ей за то, что с появлением Марсианина в нашем семействе она перестала называть меня Малышом, Зайкой, Сладеньким и прочими нелепыми прозвищами. Да я бы со стыда сквозь землю провалился, если бы она при щенке сказала: «Зайка, иди ко мне».

В присутствии людей Марсель всегда вёл себя вполне прилично. Как правило, мы с ним устраивались в гостиной, и, пока я смотрел телевизор, лёжа на полу, он, примостившись у меня под боком, грыз какую-нибудь игрушку. С его появлением наш дом наполнился невероятным количеством мячиков, резиновых уток, быков, свиней, косточек и прочих собачьих безделушек, которые можно попробовать на зуб. Я смотрел на Марселя и думал: «Как можно круглые сутки что-то жевать, неужели у него челюсти не болят?» Но, видимо, не болели, потому как даже во сне они ходили ходуном. Не щенок, а какой-то телёнок!

Но стоило только родственникам уйти, Марсель расценивал это как призыв к веселью – и наша квартира превращалась в игровую площадку. Вы бы видели, что творилось! Переполох в курятнике, когда там появляется лиса, это детский лепет. Марсель в прямом смысле слова становился неуправляемым, и я ничего не мог с этим поделать, хотя прекрасно понимал, что за порядок в доме будут спрашивать с меня. Каждый раз перед уходом Елисеев предупреждал меня об этом. И как бы я ни пытался угомонить Марселя – бесполезно. Мой грозный рык влетал ему в одно его ухо и тут же вылетал из другого.