Что только со мной не делали в этом царстве звериной красоты! Я уж грешным делом подумал, будто его сотрудницы хотят всю мою шерсть вычесать. Ну, вдруг у них бизнес такой. Потом навяжут носков и пойдут на базар торговать. Я сам видел, как у нас на рынке бабульки продают носки из собачьей шерсти, возможно, и здесь они пользуются спросом.
Надо отдать должное заведению: из всех проводимых надо мной экзекуций одна процедурка мне пришлась по душе. Первым делом мне остригли когти и почистили бивни, в смысле зубы. Потом выдраили невыносимо вонючим шампунем, затем намазали шерсть чем-то скользким, и, пока всё это впитывалось, Глория делала массаж, разложив меня на столе, как цыплёнка табака. Признаться, я разомлел от прикосновения её нежных пальчиков и сам не заметил, что задремал и даже всхрапнул.
Результат превзошёл все мои ожидания. Когда Глория вывела меня в холл и подвела к зеркалу, я обомлел. В отражении на меня смотрел пёс королевских кровей или шерстей, кому как угодно. Разглядывая себя со всех сторон, я вспомнил слова известной песни: «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивым таким». В свете люстры моя шерсть блестела, как лёд на солнце. Я широко разинул пасть и, глянув на свои зубы, наконец-то понял, что такое голливудская улыбка. Они были белее шерсти той болонки с бигуди. В который раз убеждаюсь: ради такой красоты можно потерпеть все эти «процедурки».
– Ну как? Тебе нравится, как ты выглядишь? – спросила Глория, присев рядом со мной.
– Ав, – подтвердил я.
– Молодец, Тревор, ты хороший пёс, а самое главное – терпеливый, – улыбнулась она. – Не каждый питомец способен всё это выдержать. Среди вас есть такие, кто на нас рычит, кидается или вовсе норовит за руку цапнуть. Но ты знаешь, я на них не обижаюсь, честно сказать, я сама терпеть не могу ходить к парикмахеру. Еле высиживаю в кресле, пока мне покрасят волосы и сделают укладку. Но ничего не поделаешь, приходится терпеть. За собой нужно ухаживать.
Вот тебе раз. А я думал, все женщины получают удовольствие от походов в салоны красоты.
– А ещё я ненавижу ходить в продуктовые магазины, – призналась Глория и, наклонившись ко мне, почему-то полушёпотом добавила: – Открою тебе секрет: я не такая, как все женщины, – хихикнула она.
Хм, тоже мне секрет. Моя Шура такая же, вечно она эту обязанность перекладывает на Елисеева.
– Твоя шерсть сейчас такая нежная, как шёлк. – Глория провела по моей спине рукой. – Так и хочется тебя погладить.
Да она и до этого была не как наждачная бумага.
Пока мы с ней рассматривали меня в зеркале, вернулся Кристофер. Поначалу я его даже не признал, а Глория аж задохнулась от восторга. Я привык видеть Кристофера то в шортах, то в драных джинсах да в растянутых майках. А теперь он стоял перед нами в светлом костюме, белоснежной рубашке и чёрной бабочке и выглядел точно принц Датский. Его волосы казались мокрыми и были зачёсаны назад, а от зарослей на лице осталась лишь лёгкая небритость. Неудивительно, почему женщины сворачивают шеи при виде него. Даже я так засмотрелся, что замер на месте.
– Трисон, ты ли это? – воскликнул он, раскинув руки в стороны, в одной из них он держал маленький пакет. – Приятель, да тебя не узнать.
То же самое я мог бы сказать тебе, если бы умел.
Кристофер присел рядом со мной, вытащил из пакета ошейник, сверкающий, точно новогодняя гирлянда, и нацепил его мне на шею вместо моего.
Кристофер, ты в своём уме? Или ты забыл, что я – полицейский пёс? Вот до чего я докатился в этом Голливуде! Уже стал носить блестящие побрякушки, точно комнатная собачка.
– Трисон, у тебя замечательный ошейник, обещаю, я тебе верну его, как только приедем домой, – с улыбкой сказал Кристофер и засунул его в пакет. – Но на это мероприятие ты должен прийти во всеоружии. Как ни крути, а ты – голливудский актёр.
И что я мог сделать в той ситуации? Кинуться на него и начать отбирать свою вещь? Я склонил гриву и поплёлся за ним на выход. Даже если ему взбредёт в голову надеть на меня скафандр, я ничего не смогу изменить, придётся так и ходить.
По скоплению машин на дороге я догадался, что мы уже где-то поблизости. Впереди виднелось большое здание, на фасаде которого висел чёрно-белый плакат с усатым дядькой, смотрящим в объектив камеры. Прежде чем подъехать ко входу, нам пришлось постоять в очереди, пока машины перед нами высаживали пассажиров. Из них выходили мужчины, следом за ними выплывали барышни в каких-то невероятных платьях, в которых не то что ходить – стоять страшно, потому что можно запутаться. Придерживая своих спутников под руку, они с важным видом шествовали по красной дорожке. При этом не забывали позировать фотографам, которых здесь было как собак… одним словом – много.
– Ну что, Трисон, пойдём на твою первую актёрскую тусовку, – сказал Кристофер, когда Вилсон наконец подъехал ко входу, а я так и не понял, зачем мы всё это время торчали в очереди, если можно было выйти заранее и немного пройтись.
– Считай, что это репетиция премьеры нашего фильма, а она уже не за горами. – Он подмигнул мне.