Лабух

Трава оказалась влажной, словно здесь недавно прошел дождь, и джинсы сразу промокли почти до колен. Музыканты без труда пересекли поле и подошли вплотную к проволочному заграждению. За покосившимися столбиками с белыми фарфоровыми плевками изоляторов до самого горизонта, за рваными спиралями Бруно, простиралась подсохшая растрескавшаяся глина. Трава здесь почти не росла, только кое-где из влажных трещин в плотной глинистой почве торчали стеганые, похожие на зеленые телогрейки, листики подорожника.

— Нас ждут на том свете, — провозгласил Мышонок, когда они ступили на рыжую, нашпигованную ржавым железом землю, — но пусть нас там подождут подольше!

Глава 8. Полоса отчуждения. Ржавые Земли

Сделав несколько шагов по липнущей к подошвам почве, Лабух оглянулся. Домишки окраины, колючая проволока — все это пропало, скрылось за горизонтом, как будто если и был Город, то остался далеко-далеко. Да и глина через десяток шагов почему-то высохла, схватилась твердой коркой, прихотливо, но аккуратно, даже изящно, изрезанной трещинками. Лабух потопал, стряхивая налипшую на сапоги грязь, и ногам сразу стало легче. Кое-где попадались длинные песчаные языки — словно шнуры поземки на зимнем асфальте. Потом песка стало больше — плавно потянулись невысокие дюны, перемежающиеся глиняными, присыпанными мелкой рыжей пудрой площадками. Все чаще стали попадаться круглые песчаные пятна с размазанными краями, словно здесь некогда пробегало стадо динозавров. Приглядевшись, Лабух понял, что это воронки, затянутые песком. Из одной такой воронки, как из детской песочницы, торчала ржавая корма старинной боевой машины пехоты с распахнутыми задними десантными дверцами. Мышонок не удержался и сунулся внутрь, рискуя увязнуть в песке, но внутри был тот же песок. Только на ржавой, перекошенной стальной петле болтался почерневший нательный крестик. Чей это был крестик и куда делся некогда носивший его человек, можно было только гадать. Мышонок протянул было к крестику руку, но вовремя спохватился и оставил все, как было. Музыканты пошли дальше, оглядываясь на торчащую из песка, словно позеленевшая буханка, бронемашину. Все-таки, это был какой-никакой ориентир. Наконец и он пропал из вида. Не то передвигались путники с какой-то ненормальной скоростью, не то горизонт здесь был слишком близко, но встречавшиеся по пути ориентиры как-то сразу исчезали вдали. Все чаще попадались смятые серебристые обломки чего-то летучего: может быть, самолетов, а может — ракет, теперь это были просто неаккуратные куски скомканного алюминия.

Поднялся ветер, и Ржавые Земли от горизонта и до горизонта закурились песком и пылью. Идти стало труднее. Ветер норовил сточить лица идущих, сгладить черты, засыпать пылью глазные впадины и уши. Лабух заметил, что ветер дует не просто так, а словно упорно совершает некую осмысленную работу, потому что невдалеке от них прямо на глазах вырастал песчаный курган. Вскоре остальные песчаные холмы растаяли, съеденные трудолюбивым ветром, и на их месте обнаружились десятки боевых машин различных конструкций и назначения. Тут были и танки с бессильно опущенными длинными стволами, и какие-то ракетные установки с дырявыми тарелками антенн наведения, и странного вида гусеничные многозвенные самоходы-тягачи, и системы залпового огня со связками пусковых труб на платформах. Были уж совсем непонятного назначения шагающие устройства с тяжелыми, метрового диаметра блинами ступней, этакие стальные големы. Может быть, в Ржавых Землях они играли ту же мистическую роль, что и каменные бабы в обычных степях? В нормальной степи Лабуху бывать не доводилось, но где-то он об этом читал. И внезапно стало заметно, что все это железо неторопливо, но целеустремленно Двигается, стягиваясь к песчаному кургану и образуя вокруг него ржавую неровную бахрому. Выполнив свою работу, странный ветер прекратился, сочтя, видимо, что собранного металлолома достаточно, и его теперь уж точно примут в пионеры.

— Станьте дети, станьте в круг, — дурашливо пропел Мышонок тоненьким голоском, и принялся расчехлять свой бас.

Действо, однако, на этом не закончилось. Курган накрыло мутной воронкой смерча, в которой замелькали какие-то железяки, засверкали сварочные огни, загремело и заухало. Потом воронка опала, и музыканты увидели, что на вершине песчаного холма стоит металлическое чудовище, наспех слепленное вихрем из частей старой бронетехники. Стальные калеки, по-прежнему окружавшие холм лишились некоторых деталей и выглядели от этого еще более убого. Ни дать ни взять — хабуши.

— Вот это да! — восхитился Мышонок. — Эта штукенция похожа на всех зверей сразу! То есть на всех своих родителей. Надеюсь, что это всего-навсего плод художественного воображения заслуженно убиенных конструкторов, так сказать, памятник их кипучей мозговой деятельности. Кипели мозги, кипели и, наконец, сбежали. Остался только памятник. А памятники, как известно, не кусаются, слава Хендриксу!