…Трюм имел пять отсеков, но все водонепроницаемые двери оказались открытыми. Получалось, что за плавучесть парохода не только не боролись, но и способствовали скорейшему его затоплению! Ошеломил нас и характер пробоин. Мы без труда обнаружили их в среднем отсеке; их имелось две, по одной в каждом борту. Заусеницы, рваные лохмотья железа окаймляли их не с трюмной стороны бортов, а торчали наружу. Дыры были пробиты изнутри! Судно погубили умышленно!
Я немедленно выдвинул предположение, что в то время на Ялмезе шла война, и вот на пароход, шедший под флагом страны «А», напал эсминец страны «Б». Пассажиров и команду взяли в плен, а судно — на буксир. Но вскоре…
Ррромантика! — насмешливо изрёк Павел. —
— Ты смеёшься над моими догадками, но не выдвигаешь своих, — с досадой сказал я. — А ты-то сам в чём видишь причину гибели судна?
Но он уклонился от ответа и зачем-то придрался к чЕЛОВЕКУ, стал упрекать его в том, что тот умолчал о пробоинах.
— Доложить вам о том, что в доме есть, приказ был мне, — начал «Коля». — Вам о том, что есть, доложил я. Но дыра в стене — это не то, что есть. Дыра — это отсутствие того, что было в былом на месте данной пустоты. Вам о том, чего нет, не стал сообщать я.
— Ишь ты, софист какой выискался! С тобой спорить — всё равно, что дохлую корову доить… Веди нас наверх! Да светись посильней, нечего тут режим экономии наводить!
Выслушав повеление Павла, чЕЛОВЕК включил самосвечение на полную мощность — и повёл нас вверх по наклонному ходу. Мы очутились в камбузе. На занесённой илом кухонной плите нами были обнаружены платиновые сковороды, кастрюли, дуршлаги.
— Направь-ка струю гидромонитора вон туда, — приказал Белобрысов «Коле», указав на мусорный бак. —
Со дна бака мы извлекли несколько пустых консервных банок; следов коррозии на них не имелось, поскольку они были отштампованы из платины.
— Вот это тара! — снова взволновался Павел. — Хотел бы я откушать порцию килек в такой упаковочке!.. Только мы на этом лежачем голландце ни одной целой банки не сыщем.
— Почему ты так уверен в этом? — спросил я.
— Смотри, Стёпа, как у них донца внутри исцарапаны. Кто-то выскрёбывал содержимое до последнего миллиграмма. Не от сытой это жизни!.. Я-то, Стёпа, понимаю. Влипал в такие ситуации. Раз до того оголодал, что пальто на базар снёс. За гроши отдал.
По очередному пандусу мы поднялись в коридор, по обе стороны которого были расположены каюты, и вошли в одну из них. Ослеплённые исходящим от чЕЛОВЕКА светом, навстречу нам метнулись рыбы. На невысоком возвышении — очевидно, то была койка — колыхались бледные ошмётки какой-то ткани, покачивались стебли водорослей. Здесь же лежали останки ялмезианина. Кости вполне соответствовали человеческим, и череп тоже был аналогом человеческого.
— Так вот что ты имел в виду, докладывая нам о «секретных конструкциях наших»! — проговорил Павел, обращаясь к «Коле». — А мы-то, олухи, не поняли!.. Я ещё какую-то секс-чепуху понёс… Ты уж извини меня, «Николаша»!.. И вы, товарищ, — не знаю, как вас по имени-отчеству, — извините! — С этими словами друг мой поклонился останкам ялмезианина.
В соседних каютах мы тоже обнаружили кости погибших, а в кают-компании насчитали около двухсот черепов. То, что ялмезиане телесно подобны нам, нас не удивило, ибо и по их архитектуре, и по памятнику, о котором ещё во время облёта сообщил нам «Андрюша», можно было догадаться о их соматическом сходстве с людьми. Удивила нас странная психология этих иномирян. Почему не искали они спасенья, если берег был так близко?
Разгадка — вернее, то, что тогда показалось мне разгадкой, — мелькнула у меня в тот момент, когда мы спустились на один «этаж» (как выражался чЕЛОВЕК) ниже — и опять по пандусу.
— Чего ты всё время нас по наклонным плоскостям водишь, будто мы инвалиды?! — обратился Павел к чЕЛОВЕКУ. — Неужели по трапам водить не можешь? Ну, по лестницам, понимаешь?
— Лестниц в этом доме не видал я, — ответил «Коля».