Лачуга должника и другие сказки для умных (сборник)

По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зелёный свет вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.

Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело квадратное отверстие. Всё это напоминало лицо какого-то сердитого великана.

— Сейчас КАИН не пожалеет силы, — сказал Андрей и швырнул брусок аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнём. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.

На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные свёрла, его схватывали клещи из сверхтвёрдых сплавов. КАИН то раскалял брусок, то бросал его в жидкие газы, охлаждённые почти до абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и щёлочи, вталкивал его во взрывную камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата, показывающая силу испытания, всё время дрожала на красной черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала, по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.

Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе на своё бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал брусок. Андрей поднял его. Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нём не было ни единой царапины.

— Вот теперь можно сообщить на материк, что аквалид есть, — сказал Андрей.

После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре острова моего имени. Втроём сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь было очень тихо, и от усталости, от необычности всего происходящего мне вдруг показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться и очутиться в своём кабинете, где на столе лежат рукописи и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг…

Но вот к столику подошёл САТИР и остановился ожидая распоряжений, и я убедился, что всё это явь.

— А не выпить ли нам шампанского? — сказал Андрей. — Что-что, а бутылку шампанского мы заслужили.

— Сейчас доложу САВАОФу, — произнёс САТИР.

Он ушёл, а я намекнул Андрею, что этак и Чепьювином стать недолго — один раз шампанское, другой раз шампанское, а там и кое-что покрепче.

— Другого такого раза не будет, — ответил Андрей. — Аквалид есть, больше мне открывать нечего… — В его голосе мне послышалась тайная грусть, будто ему стало жаль, что всё уже сделано.

К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом за ним грузно шёл сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил её и налил вино в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их друг о друга («чокнулись», как в старину говорилось) и только потом выпили.

Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной и Андреем и вызвал легколет. Я знал, что здесь мне больше делать нечего, сейчас нахлынут Журналисты, Корреспонденты, Учёные. Объясняться с ними — дело Андрея.

Было уже совсем светло, и, когда я летел к Ленинграду, я видел, что вся дорога на остров теперь забита элмобилями. Масса людей, неся приветственные плакаты, шла к Матвеевскому острову, увязая в глубоком снегу, но упорно продвигаясь вперёд. Такого множества людей я никогда не видел.

Вернувшись домой, я завалился спать и проспал четырнадцать часов.

Корабль приспускает флаг

Все последующие месяцы, вплоть до июля, я усиленно работал над новым своим литературно-исследовательским трудом «Фантасты XX века». Мои Читатели, впоследствии ознакомившиеся с этой значительной (смею думать — не только по объёму) книгой, едва ли поверили бы, что это монументальное исследование я создал за столь короткий срок.

Всецело поглощённый работой, я за все эти месяцы не разу не смог побывать у Андрея на острове моего имени. Впрочем, я отлично знал, что друг мой жив и здоров. Стоило включить телевизор или развернуть газету — и сразу можно было наткнуться на его имя. Эпоха аквалида уже началась. Во всём мире строились заводы по производству единого материала, и Андрей работал над упрощением и усовершенствованием технологического процесса.

Однажды, совершая прогулку, мы с Надей остановились у памятника творцу Закона Недоступности — Нилсу Индестрому. Памятник высился всё такой же мрачный, но медная доска с формулой Закона была с пьедестала снята, ибо Закон этот был опровергнут Светочевым. В таком виде памятник стоит и поныне.

В школах и институтах вводился курс аквалидоведения. Свёртывалась металлургическая промышленность. Открывались массовые курсы по переквалификации Металлистов, Керамиков, Химиков, Строителей, Деревообделочников и многих других специалистов. К счастью, мне не надо было менять своей профессии.