Лачуга должника и другие сказки для умных

Тут у меня мелькнула мысль, что передо мной не сумасшедший, а кое-кто похуже. Из детективной литературы известно, что крупные бандиты любят прикидываться мелкими хулиганами, чтобы получить короткую отсидку и замести следы. Поэтому я принял еще более оборонительную позу и сказал: – Нет, вы не отделаетесь пятнадцатью сутками! Вы не уйдете от суда и возмездия и отсидите свои годы сполна!

– Ах, вашими бы устами да мед пить, – сказал Ботаник, мирно садясь на диван. – Не дадут мне годов.

Я вгляделся в его лицо. Да, на преступника он не походил. Но тем непонятнее была его просьба.

– Почему вам так хочется получить пятнадцать суток? – с недоумением спросил я. – Это что у вас, хобби такое?

– Уж какое там хобби, – печально молвил Ботаник. – Просто мне надо отсрочить свое прибытие в Ленинград… Не подумайте худого, я не лодырь какой-нибудь. У меня семнадцать дней переработки… Я хочу иметь законный повод попозже явиться к своей жене.

– А, теперь-то мне все ясно! В экспедиции вы влюбились в симпатичную сотрудницу, решили создать новую семью, написали об этом жене, а теперь готовы любой ценой отсрочить свою встречу с законной супругой, страшась решительного объяснения с глазу на глаз. Ведь так?

– Вы ошибаетесь, – ответил Ботаник. – Я не собираюсь уходить от жены. Но я боюсь ее.

– Ксенофобия, то есть женобоязнь? Или какой-нибудь комплекс по Фрейду?

– Никаких комплексов. Я вполне здоровый человек, – возразил Ботаник. – Тут дело совсем в другом.

И он поведал мне историю, которую я изложу от его лица, но с некоторыми стилистическими поправками, ибо рассказывал он торопливо, сбивчиво, порой повторяясь и даже заикаясь от волнения.

2. Исповедь ботаника

Меня зовут Сергей Васильевич. Я родился и рос в Сибири, в нижнем течении Енисея, в поселке Кержаково, состоящем из трех дворов. Школа-интернат, куда меня отвозили каждой осенью, находилась от нас в ста восьмидесяти километрах.

Семья у нас большая и дружная, и единственное, что, быть может, не всякому бы понравилось в нас, – это наша немногоречивость. Но к угрюмости и мрачности она не имеет никакого отношения – просто мы привыкли выражать свои мысли кратко.

После окончания школы я поехал в Ленинград, успешно поступил в Университет, успешно его окончил, а затем устроился в тот НИИ, где успешно тружусь ныне. Я считаюсь неплохим работником, товарищи относятся ко мне отлично, начальство не притесняет. Но в семейной жизни меня постигла неудача.

С юных лет у меня составился вот такой идеал подруги жизни: она должна быть красива, отзывчива, добра и ни в коем случае не болтлива. Но долгое время я не мог найти своего идеала. Правда, некоторые девушки мне весьма нравились, и я им нравился тоже. Но каждый раз, когда я замечал, что моя симпатия слишком много разговаривает, я сразу же тактично, но решительно порывал с нею. Меня удерживал страх перед жуткой возможностью прожить жизнь рядом с человеком, который все время разглагольствует по любому поводу и без оного.

И вот три года тому назад на вечеринке у друзей я обратил внимание на одну девушку. Она сидела на другом конце стола и выделялась своей красотой и кротким выражением лица. Далее я заметил, что хоть она внимательно слушает разговоры соседей и реагирует на них улыбкой и богатой мимикой, но сама все время молчит.

– Кто это? – спросил я хозяйку, сидевшую рядом со мной.

– Это Валя Л., – ответила соседка. – Она работает лаборанткой в пригородном филиале нашего института.

– Она не замужем?

– Нет, – ответила собеседница. – И вряд ли она найдет себе мужа. Бедняжка – немая.

«Разве молчание – недостаток!» – подумал я, и спросил: – Это у нее от рождения?

– Нет, это случилось два года тому назад. Она летела на юг, и самолет попал в большую воздушную яму, и стал падать, вернее, пассажиры были уверены, что он падает. Летчик, разумеется, выправил курс, но Валентина пережила настолько сильное душевное потрясение, что утратила дар речи. Потом ее долго лечили, но ничто не помогло. Увы, это навсегда…

Когда гости встали из-за стола, я немедленно подошел к Вале, сказал о себе несколько слов и попросил у нее разрешения проводить ее домой. Она одобрительно кивнула, вынула из кармана кофточки блокнотик, четким почерком написала свой адрес и, вырвав листок, с улыбкой подала его мне.

С того дня я думал только о Валентине. Мы стали встречаться, ходить вместе в театры и музеи. Мне было легко и хорошо с этой замечательной девушкой. Мысленно я дал ей такое ботаническое наименование: Фиалка Молчаливая.

Через полгода я признался ей, что жить без нее не могу и прошу ее стать моей женой. И она в ответ написала в блокнотике: «Я согласна…»

Сразу после свадьбы я получил от института двухкомнатную квартиру в новом районе. Началась наша совместная счастливая жизнь. У нас не было ни ссор, ни пререканий, мы жили душа в душу, и я благодарил свою судьбу за то, что на моем жизненном пути встретилась мне Фиалка Молчаливая. Как счастлив я был с ней!.. – воскликнул Ботаник, и слезы навернулись на его глаза.

– «Был»? – переспросил я. – Но разве она умерла?!