Лачуга должника и другие сказки для умных

Меж тем ироды не дремлют. В отделе бытовой химии создано съедобное мыло, которое очень пригодится не только в туристских походах, но и в быту. Сотрудники парфюмерной подсекции разрабатывают рецептуру духов, которые будут называться «Времена суток»; запах их меняется четырежды в течение дня. Дизайнеры ИРОДа готовят новинку – юбку с рукавами. Главсплетня (с которой я с недавних пор нахожусь в товарищеских отношениях) утверждает, что когда эти юбки выбросят в продажу, за ними будут вдоль и поперек Невского дамские очереди стоять. Увы, та же Главсплетня на днях принесла весть, что высшее начальство почему-то недовольно ИРОДом и даже подумывает о ликвидации нашего института. Быть может, это объясняется участившимися нападками прессы на деятельность ИРОДа?

* * *

Вчера Юрий Птенчиков навеки покинул Землю.

Я проводил своего друга до моего родного дома, с крыши которого он должен был отбыть на свою планету. Но на крышу с ним подниматься не стал, простился с ним на нашем чердаке; а поскольку там никаких ангелов нет, расставальный наш разговор происходил наедине.

– Ты мой спаситель, тебя я всегда помнить буду как героя! – воскликнул сентиментальный иномирянин.

– Нет, Юрик, никакой я не герой, – признался я. – Если бы я героем был – ты бы не хромал. – И тут я честно рассказал ему, как дело было, как долго не мог я решиться прийти ему на помощь.

– Все равно – для меня ты герой! И я знаю, как смело ты себя в своем НИИ ведешь, как с критикой выступаешь.

– Юрик, это – не смелость храбреца, а нахальство тайного труса, рассчитанное на чужую – еще большую – трусость. А когда я заранее знаю, что мне могут отпор дать, – я тихо в сторонке стою.

– Фима, один наш древний мудрец так выразился: «В каждом герое прячется трус, и в каждом трусе дремлет герой». Тебе надо понять себя. Ведь ты решился побывать на Фемиде – разве это не отважный поступок?!

– Это я не отвагу, а лихачество показное проявил. Если бы я заранее знал, какой ужас на меня на этой сволочной Фемиде навалится, – черта с два бы на это решился… Правда, быть может, благодаря этому ужасу я нашел Формулу Бесстрашия.

– Фима, а скоро твой прибор будет запущен в массовое производство?

– Ишь чего захотел! Скоро только сказка сказывается… Проект пока все еще у директора, у Герострата Иудовича в шкафу лежит.

– Серафим, так ты предложи свой проект другому НИИ.

– Юрик, а если он и там в долгий ящик ляжет? Может, в другом НИИ тамошний директор, какой-нибудь Вампир Люциферович, его под сукно положит. А наш директор наверняка обозлится, что я через другое ведомство действовать хочу, – и в должности меня понизит, а у меня зарплата и так невелика, полторы сотни ре. А впереди пенсия маячит, и учти, что у нас на Земле пенсия по зарплате начисляется. Мне надо смирно себя вести. Жизнь – это мост без перил, надо идти посередке, не забегая вперед, а не то тебя в реку столкнут.

– Серафим, что же это получается?! Ты извини, но ведь ты философию трусости рекламируешь! Из твоих словес вытекает, что мелкий личный страх не разрешает тебе бороться за всеобщее бесстрашие – и за твое личное тоже! Я ошеломлен, озабочен, обеспокоен, обескуражен, озадачен…

– Обманут, одурачен, околпачен, – присовокупил я.

– Фима, для меня ты все равно герой! И спасибо тебе за помощь в освоении строгих слов земных! Благодаря тебе я возвращаюсь на родную планету словесным богачом!

– Вот от этой похвалы не отказываюсь, – молвил я. Затем мы дружески обнялись – и расстались навсегда.

Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца

1. Деловое предисловие

Всем жителям Земли известно имя Матвея Утюгова, все помнят дату его добровольной кончины, которой был омрачен последний год XX века. Но меня не покидает ощущение, что к имени этого гения, к научному величию его постепенно подкрадывается забвение. Давненько нет ни новых книг о нем, ни научных трудов, ему посвященных. А сколько написано о нем в конце минувшего века! На всех языках и наречиях славили его ученые, писатели, поэты. Что касается журналистов, то те ему прямо-таки прохода не давали. Он, человек великой скромности, всячески отмалчивался, отбрыкивался, отнекивался, – и все-таки не всегда мог отбиться от этой настырной братии, не раз приходилось ему давать интервью. А теперь молчат писатели, молчат журналисты, – и только поэты время от времени посвящают ему свои стихи. Это о нем прочел я недавно в журнале новое стихотворение престарелого поэта В. Инкогнитова. Оно так кончается:

Его деяния угасли,
И грустный вывод мой таков:
Просчеты мудрецов опасней,
Чем заблужденья простаков.