Лачуга должника и другие сказки для умных

– Я тебя никогда не буду дразнить, – сказала красивая Муся.

Потянулись картофельные безубойные дни. Я помогал Робинзоновне по огороду, но на это уходило мало времени, а остальное время я бродил по лесу с Мусей или сидел на крылечке и читал «Книгу кораблекрушений». Эту книгу я нашел в кладовке; там описывались все знаменитые кораблекрушения. Когда я дочитывал эту книгу до конца, то принимался читать сначала. Других книг здесь не было, а мой учебник по арифметике и тетради изгрызли мыши и тем избавили меня от занятий. Но больше никаких добрых дел от мышей ждать не приходилось. Их было слишком много в этом доме, и они лезли всюду, куда не надо. Они забирались даже под одеяло. Но особенно неприятно было, когда они бегали по голове и не давали уснуть. Голова у меня на лето была острижена под ноль, и мне было щекотно от их лапок. Я пожаловался Робинзоновне, и однажды она принесла мне откуда-то блестящую пожарную каску. Я стал спать в этой каске. Правда, она была мне велика, но я нашел выход: чтоб она не ерзала на голове, я, перед тем как ее надеть, клал на голову носки и сложенное в несколько раз полотенце. Теперь голова моя была избавлена от мышей и спать стало лучше. Но все-таки мышей в доме было слишком много. И хоть они были не простые, а белые, но от этого было не легче.

История этих мышей уходила в далекое, дореволюционное время. Покойный муж Робинзоновны был моряком торгового флота. Но еще до революции он с флота ушел, потому что в Сингапуре сломал себе ногу. Тогда он поселился здесь, в этом самом доме, и стал разводить белых мышей для лабораторий. Но после революции одно время твердой валюты не было, курс денег менялся, купить на них почти ничего нельзя было, и муж Робинзоновны стал брать за свой товар твердой валютой – спиртом. Поэтому он вскоре умер. Робинзоновна решила, что это бог покарал его за грехи, за то, что он торговал живой тварью, а в Писании сказано: «Блажен, иже и твари милует». После смерти мужа она выпустила мышей из клеток на волю, и они разбежались по всему дому и стали плодиться и размножаться. Робинзоновна их не ловила и не убивала, ибо сказано: «Не убий». Но мышей становилось все больше, и тогда Робинзоновна завела трех кошек. Потому что если кошка будет ловить и есть мышей, то это уже ее, кошкино, личное дело, это уже ее грех, и ей, а не Робинзоновне отчитываться за это перед богом. Но кошки почему-то лениво ловили белых мышей – должно быть, потому, что привыкли к простым, серым. Мышей не стало меньше, а кошки научились воровать в соседних домах и не давали там людям житья. Тогда Робинзоновна позвала священника, и тот окропил дом святой водой и отслужил молебен об изгнании мышей. Но на тех и это не подействовало. И вот Робинзоновна разуверилась в православной религии и вступила в секту адвентистов седьмого дня; эта секта активно действовала в городке. По верованиям адвентистов, скоро должен был наступить конец света. Все должно было погибнуть, в том числе и мыши. Свою гибель Робинзоновна в расчет не принимала – так, видно, ей эти мыши осточертели.

При мне Робинзоновна была уже сектанткой и часто ходила на молитвенные собрания. Для этих собраний адвентисты два раза в неделю арендовали пожарное депо. Там они готовились к концу света, который вот-вот наступит. В отсутствие Робинзоновны добрая красивая Муся иногда вела меня к себе, и ее мать давала мне котлетку. Она готовила их тайком, так как Робинзоновна взяла с нее подписку не есть, не варить и не жарить в доме ничего мясного, и за это брала с Мусиной мамы пониженную квартплату.

Я съедал котлетку, и мы с Мусей шли гулять в сад. Там росли яблони и вишни, но плодов еще не было, так что в смысле питания они интереса не представляли. Поэтому из сада мы быстро уходили в лес, который упирался в болото. Там мы собирали морошку, но ее было мало.

Однажды Муся спросила меня:

– Ты наелся морошкой?

– Нет, – ответил я, – морошкой я не наелся. Но я сыт, потому что съел две котлетки.

– Но мама дала тебе одну котлетку, – возразила Муся.

– Нет, две! Я думаю про себя: «Я съел две котлетки» – и моему животу кажется, что я съел две котлетки.

– Тогда ты думай, что съел четыре, – посоветовала Муся.

– Нет, это слишком много. Если думать, что съел четыре, то живот не поверит, и ничего не получится.

– Ты, значит, умный мальчик, – задумчиво сказала Муся. – А у нас в классе все мальчишки дураки. Ты целовался когда-нибудь с девочкой?

– Нет, еще никогда, – ответил я.

– Тогда поцелуй меня.

Я подошел к болотной качке, на которой стояла Муся. Муся нагнулась, положила мне руки на плечи, мы поцеловались и молча побежали домой.