Лачуга должника

О силе удара свидетельствовал и интерьер "пенала". В неярком свете наших фонариков видны были валявшиеся на полу телепюпитры. Одно из кресел, до того наглухо принайтовленное к полу, теперь лежало возле входа в гермолюк. Верхняя крышка этого люка, в точке ее соприкосновения с обжимной колодкой, оказалась деформированной, и педальное устройство вышло из строя. Это означало, что мы заперты в "пенале" и не сможем покинуть его без посторонней помощи. Наиболее же тревожным фактом было то, что подача дыхательной смеси в пенал прекратилась; мало того, внутренний бароприбор показывал полное падение давления - очевидно, в местах соединения "пенала" с основным корпусом корабля образовались зазоры. Таким образом, мы могли рассчитывать только на "горбы" своих скафандров, где имелся запас дыхательной смеси (усредненно) на пятьдесят минут дыхания.

Посовещавшись, мы с Павлом решили воздержаться от сигналов о помощи. Нам было ясно, что "Тетя Лира" получила серьезные повреждения и все силы экипажа сосредоточены сейчас где-то на главном аварийном участке, где идет борьба за живучесть корабля. Сами же мы предпринять попытку возвращения в корабль не имели морального права: мы не знали, как обстоят дела в межлюковой кессонной камере; если и там произошла деформация, то мы своей неосторожной попыткой могли разгерметизировать весь корабль.

Чтобы рациональнее расходовать запас дыхсмеси, мы, расчистив от обломков участок пола, легли животами вниз и постарались расслабить мускулатуру до предела. Я даже попытался заставить себя ни о чем не думать: ведь и на это идет энергия. Но не тут-то было!

- Два матроса лежат, как два матраса,- послышался голос Павла. Не бойся того, что случилось когда-то,Гораздо опаснее свежая дата!

Меня покоробило. Мне не нравилось это грубое шутовство. Но все же я порадовался, что мой друг именно так встречает опасность. В который раз я поразился странной многосторонности его натуры: еще несколько минут тому назад он, порой впадая в какую-то расслабленную сентиментальность, плел мне свои ностальгические небылицы, а теперь, когда вплотную подступила нежданная беда, он совершенно спокоен. Я подумал, что если бы Павел захотел освоить военную историю, то он, несомненно, изучил бы ее с такой же дотошностью, с какой изучил мирную жизнь XX века, и из него вышел бы хороший воист. По всем остальным данным он вполне достоин этого звания. Правда, склонность к стихоплетству… Но ведь это никому не мешает, это его личное дело.

Мои размышления были прерваны резким зуммер-сигналом. Затем послышался голос старшего астроштурмана Карамышева:

- "Пенал", доложите обстановку! Потери есть?

- Потерь нема,- ответил Павел.- Но, возможно, будут. Люк заклинен, подача воздуха из корабля прекратилась, так что мы - в безвоздушном пространстве. Воздух у нас - только в "горбах". Настроение приподнятое.

- Уточните последнее слово, не понял. - Настроение бодрое.

- Благ-за-ин! Как долго можете продержаться? Докладывает каждый в отдельности.

Я взглянул на нарукавный цифроид: там в этот момент пульсирующее, фосфорически светящееся число "39" сменилось на "38" - и отрапортовал:

- Имею запас дыхсмеси на тридцать восемь минут дыхания.

- Имею запас на сорок одну минуту,- доложил Павел.

- Через десять минут сообщу срок прихода помощи,- произнес астроштурман.Экономьте дыхсмесь, не двигайтесь, примите позы отдыха.

- Уже приняли,- ответил Павел. Не щадя своих усилий, Отдыхает кот Василий.

Дни и ночи напролет На диване дремлет кот.

Стишка этого Карамышев уже не услышал, так как вырубил связь раньше. Но вскоре опять послышался зуммер, и астроштурман сообщил, что в кессонной камере в результате аварии полностью вышла из строя автоматика. Чтобы вызволить нас, потребуется время… Экономьте дыхательную смесь!

- Благ-за-ин! - ответил я.- Информируйте нас об обстановке на "Тете Лире".

- Пробит правый борт в районе отсека биогруппы. Повреждены переборки. Погибло восемь человек. Идет аврал по заращиванью пробоины. Ввиду смерти Терентьева его обязанности взял на себя я. Сеанс связи окончен.

- Жаль Терентьева, ой как жаль! - услышал я тихий голос Павла.- Он ведь родня мне, теперь-то скрывать нечего. Я ему тогда, при наборе в экспедицию, доказал, что он мне пра-пра-правнуком приходится, и уговорил его. Он меня, можно сказать, по родственному блату сюда зачислил. Я ему пра-пра…

- Паша, прошу тебя: успокойся и не разговаривай! - прервал я его. Я решил, что у него началось кислородное голодание, в связи с чем ностальгический настрой его психики преобразовался в бред. Павел внял моей просьбе и замолчал.

Мы лежали молча - лицом вниз, спиной к звездам. Время текло не то слишком быстро, не то слишком медленно, не то вовсе остановилось.

- У тебя сколько осталось? - спросил вдруг Павел. Я сразу понял, о чем речь, и взглянул на цифроид. - Девять,- ответил я.

- А у меня - тринадцать. Я с тобой поделюсь. Ты же не виноват, что у тебя легкие объемистее моих.

- Паша, не делай этого! Я запрещаю!

- Ну ладно, заткнись,- буркнул он.