Сравнивая друг с другом классические виды искусства, можно все-таки выделить некоторые постоянные признаки художественного образа. Например,
ритм.
Как уже говорилось, волшебная сила ритма позволяет петь — прекрасно и легко людям-заикам, не способным сказать слова без усилия и напряжения. Ругаясь с соседкой, то есть
греша,многие женщины не в силах освободиться от ритма, от образности, что еще больше усиливает душевные диссонансы, поскольку образ всегда охотнее служит добру, а не злу.
Известны примеры младенческого рева с зачатками художественности: в крик плачущего ребенка вдруг начинает вплетаться ритм и даже подобие мелодии…
Ритмичность одинаково нужна музыке и литературе, живописи и скульптуре, хореографии и архитектуре. Ритмичность, как мы видим, необходимая принадлежность жизни вообще…
Другим признаком художественного образа можно смело назвать
композицию
[170](по-русски — соразмерность), присутствующую во всех видах творчества.
Соразмерность.Разве не ощущается и в этом слове ближайшее родство с ритмом? Может быть, стоит в этом ряду поставить еще
интонацию,но это понятие в нашем случае уже теряет определенность, становясь приблизительным. Далее начинается терминологическая пестрота: сюжет, стиль, мелодия, колорит и т. д. На ритме и соразмерности, пожалуй, и завершается определенность, если говорить о художественном образе в духе исследовательства. Возможен ли разговор в другом духе? Конечно. Но угроза скатиться к «исследовательству» существует при этом постоянно. Например, очень интересно отбросить от нашего словосочетания определение «художественный», а потом подумать над тем, что останется. Лингвистический способ общения с понятием
образничуть не лучше любого другого способа. И все же, и все же…
Однокоренных слов к «образу» множество, вспомним некоторые из них.
Образец.(«Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?») Нечто самое лучшее, выверенное. В современной промышленности близкое к
штампу. Образоваться —значит появиться, родиться, выявиться.
Образование —это учение, приобретение знаний, но первоначально слово обозначало
становление, образоваться —значит стать кем-то, получить свое лицо. Вспомним и вечное
«все образуется»Стивы Облонского, равносильное тому, что все вокруг рано или поздно обязательно придет в нормальное состояние. Выражение
«таким образом»подразумевает некий итог, обобщение, иногда его употребляют и в смысле «таким способом».
Своеобразный —значит особенный,
неповторимый,непохожий.
Безобразное,то есть безобразное, не имеющее своего лица, нечто абстрактное, отвратительное. А как много смыслов и смысловых оттенков в таких словах, как
«изображение», «преображение», «воображение»!Что бы, однако, ни имелось в виду, когда используются эти и производимые от них понятия, первопричиной всего является все-таки
образ,неповторимое воплощение сущего,
художественноеобобщение.
Вот мы и вернулись вновь к определению «художественный», а тайна художественного образа как была, так и осталась… После всего сказанного можно ли сделать вывод, что академическое познание, изучение творческого созидания никогда не встанет вровень с художественным восприятием этого созидания? Великое искусство потому и зовут великим, что оно понятно для всех, по крайней мере, для большинства. Вовсе не обязательно быть докой-специалистом, чтобы читать «Войну и мир» или смотреть и слушать «Лебединое озеро». Сложностью и недоступностью формы не так уж и редко маскирует посредственный художник недостаток таланта. Это не означает, что произведения великих, гениальных художников никогда не бывают сложными и непонятными. Разница между сложностью малоталантливого и сложностью гениального художника скорей всего в том, что в первом случае сложность топчется на одном месте, она статична, во втором — она движется, самораскрывается, обнаруживая все новые возможности произведения.
Восприятие художественного образа по сути и качественно то же, что и его создание. Разница здесь, вероятно, лишь в масштабности… Несомненно, во всяком случае, то, что
восприятиеобраза процесс также творческий. Именно это-то обстоятельство и таит в себе великую опасность культурного иждивенчества
[171].