Лада, или Радость

Ну а моим маленьким персонажам никуда для этого и ехать было не надо — вышел со двора, сел на починенную Чебуреком скамеечку и сиди, жмурься, грей на солнышке старенькие косточки или носись как угорелый по свежей, пахучей траве, прыгай в еще ледяную, слепящую воду Медведки и ори во все горло песнь — то ли торжествующей любви, то ли просто радости — как Шиллер с Бетховеном и Тютчев с Митей Карамазовым, да и вся объединенная Европа в придачу:

Радость, радость, вот так радость
На земле и на душе!
Никакого нету сладу
С этой радостью уже!

Посмотри, как пляшет Лада,
Славит Бога глупый лай!
Что же ты, моя отрада?
Ну, хозяйка, подпевай!

Хором:

Радость, первенец творенья,
Дщерь великого Отца,
Шлют тебе благодаренье
Немудрящие сердца!

Смертных ропот безрассуден,
Бога нечего гневить.
Радуйся, душа, покуда
Продолжает свет светить.

Свет фаворский, незакатный,
Теплый-теплый вешний свет
Возвращает нам обратно
Тех, кого в помине нет.

Хором:

Радость, первенец творенья,
Напояет допьяна!
Подключился к песнопенью
Даже Жорик с бодуна!

Радость, гадом буду, радость
Каплет чистым первачом!
Хрена ли еще вам надо?
Все по кайфу, все путем!

Чита-Рита-Маргарита!
Пиво-водка-полежим!
Все, что было, — шито-крыто,
Все, что будет, — поглядим!

Хором:

Радость, первенец творенья,
Сводит с гордого ума.
Заразилась нашей ленью
И Сапрыкина сама!

Неустойчивы морально
Все вы тут как на подбор!
Ну с чего вы разорались?
Тоже мне церковный хор!..

А вообще-то — чем не радость?
В огороде так и прет!
К солнцу тянется рассада…
Чо молчишь, нерусский черт?

Хором:

Радость, первенец творенья,
Дщерь Отца на небесех,
Даждь нам всем без исключенья
Чистый свет, пречистый смех!

An die Freude! Баба Шура!
Ныцух вуха! Мук цэхай!
Ыводалачоуаллеху!
Хулюм конджо йихедаль!

Жора туру соу ноу,
Лада ыводдаллеху,
Рита, хулюм туру ноу!
Амэсэгеналлеху!

Хором:

Радость, первенец творенья,
Попирает смерть и ложь!..
Вот и все стихотворенье.
Что еще с меня возьмешь?

Рады бабы, рада Лада.
Бога нечего гневить.
Никогда не буду гадом,
Постараюсь не дурить!

К солнцу тянется рассада,
Тянется рука к перу.
— Слушай, умирать не надо!
— Ладно-ладно, не умру!

Ну вот видите — автор сам не выдержал и присоединил свой сугубо лирический баритон к хору псевдоэпических персонажей.

Да что там Шиллер! День стоял такой теплый, лучисто-золотистый, безмозглый и бездельный, что впору было совсем распуститься и замурлыкать фофановский, осмеянный и позабытый романс:

Это май-баловник, это май-чародей

Веет свежим своим опахалом!

А баловник Жора, повалявшись пару часов на берегу и на солнышке с самодельной удочкой (самодельной в смысле сделанной по его приказу Чебуреком, и сделанной, надо сказать, очень ладно), наскучил безрезультатной рыбной ловлей и отправился искать иных развлечений.

— Что, Жора, на уху-то пригласишь? — беззлобно пошутила разнежившаяся на припеке Александра Егоровна над незадачливым рыбарем.

За Жорой, конечно, не заржавело:

— Лучшая рыба — это колбаса. А лучшая колбаса эт что, Егоровна?

— Где ж мне знать?

— Чулок с деньгами!

Шутка Егоровне понравилась. Она вообще в невинности своей считала Жорика очень остроумным и была уверена, что он, хотя, конечно, и охальник, но в то же время необыкновенно талантливый и оригинальный юморист.

— Ну чо, старая, отмучилась?

— Как так отмучилась? — удивилась баба Шура.

— Да до лета-то осталось с гулькин нос! Скоро и твой мент приедет! Ты из него бабла-то за собаку вытряси!