Ладейная кукла

Поммастера Швейцарс воспринял перекур равнодушно, как воспринимает пассажир постукивание колес на стыках рельсов. Таков уже который год был ритм его жизни: рыба, бочка, крышка, перекур — и опять все сначала. Могучего роста, Швейцарс в желтой спецодежде напоминал вставшего на задние лапы медведя, которого природа по ошибке выкрасила в желтый цвет. Настоящее его имя было Юкум Свейцарс, но выговорить это было труднее и поэтому все его звали просто Швейцарс. Возможно, была и другая причина: вдали от берега приятно было услаждать память воспоминаниями о некоем уютном заведении с облаченным в униформу стражем у дверей.

Швейцарс закурил сигарету, сердито сплюнул на присыпанную чешуей и рыбьей мелкотой палубу и заговорил низким голосом, шедшим, казалось, из пустых бочек.

— В первый заход вынули семь тонн, — задумчиво соображал Швейцарс, — это будет примерно по четвертаку на пай. Если сейчас вытащим еще столько, то станет по полсотни. Ого! — оживился он, пораженный результатом собственных подсчетов. — А если так пойдет до вечера?..

Пелекс ничего не ответил. Он посмотрел на пустые бочки, на кучу необработанной сельди и тихо простонал, ощутив в пояснице знакомую колику. Потом бросил окурок и так же молча стал натягивать слипшиеся от пота рукавицы. Швейцарс сделал еще пару затяжек, размахнулся было, чтобы выбросить окурок за борт, но передумал, поплевал на палец, примял дымящийся кончик сигареты, нащупал в кармане алюминиевый портсигар, бережно положил туда окурок и не спеша, вразвалку, пошел к бочкам.

Последним поднялся Абеленс. Он мрачно добрел до своего места и нехотя стал ворочать тяжелой лопатой, насыпая в ящик рыбу для сортировки.

Доска трала стукнулась о корпус судна, лебедка ненадолго затихла, и на палубе стало слышно, как в радиорубке попискивают непонятные чужому уху сигналы Морзе. Казалось, там отчаянно рвется на свободу попавшая в силки птица.

Когда показался куток трала, с правого борта раздалось многоголосое «ура» — было снова тонн пять. Невесть откуда появившиеся чайки концами крыльев почти касаясь воды, с резкими криками таскали рыбу из ячеек трала, выхватывали друг у друга еще непроглоченную добычу.

— Чтоб вам подавиться! — крикнул Швейцарс и запустил в чаек доской от бочки. Одна из птиц, кувыркаясь, свалилась в воду.

— Так вам и надо! — довольный прогудел Швейцарс и вновь принялся подсчитывать. — Если полсотни чаек что ни день станут уносить по рыбине каждая, это же сколько наберется за весь рейс? Пожалуй, по десятке с пая, точно!

— Все есть хотят, — вздохнул Пелекс, потирая поясницу, терзаемую старой болью.

— Провалился бы ты со своим паем! — неожиданно подал голос Абеленс. — Дурной, ну и дурной же я был, что подался на эту каторгу. Заработок… Да к черту заработок, если рыбьи кишки даже по ночам снятся.

— Раскис, неженка, — пробасил Швейцарс. — Лучше уж рыбьи кишки, чем патлы длинноволосых.

Удар попал в точку, и Абеленс замолчал. До ухода в рейс он работал парикмахером, а в море отправился в надежде заработать побольше денег. Парень принялся ожесточенно кидать лопатой рыбу, срывая на ней злость за мрачный поворот в своей судьбе.

Раз пять поднимали куток на палубу, и всякий раз ящики до краев наполнялись жирной, отливающей стальным блеском сельдью. Но вот на дне отмели трал за что-то зацепился, и теперь в нем зияла брешь метров пяти в длину. Тралмейстер торопливо штопал ее, поэтому ловлю пришлось приостановить.

Цинис вышел на крыло «разведать обстановку» и примерно в миле от «Гарши» неожиданно увидел траулер. Он взял бинокль и вгляделся: ну конечно — «Цирулис». У его капитана нос чуткий, соображает, что делает. Цинис по радиотелефону снесся с соседом. Да, и у того на палубе уже было тонн десять.

Матрос Стидзинь сдал рулевую вахту. Уходя, он робко заметил:

— Пока мы дрейфуем, послать бы на «Цирулис» шлюпку и обменяться фильмами. Может, у них есть что стоящее. — Что именно, он не сказал, но имел в виду фильмы о других странах или о войне.

«Почему бы и не послать», — подумал Цинис и вновь вызвал «Цирулиса».

Соседи были не прочь меняться, и Цинис велел спустить на воду оранжевую рабочую шлюпку, ту, что лежала в конце палубы кверху килем. В нее сел боцман, Стидзинь подал ему коробки с фильмами, и тот налег на весла. Лодчонка быстро удалялась, покачиваемая легким дыханием океана.

Все, кто был свободен от вахты, помогали на палубе сортировать рыбу. Цинис надел резиновую спецовку и тоже присоединился к ним. Помощник из него был не ахти, но уже то, что главный по должности на судне человек делает ту же работу, что все, придавало остальным бодрости. И опять команда погрузилась в тот железный, несколько отупляющий ритм, когда мир ограничивается пределами: ящики с рыбой — бочка, спущенная в трюм.

— Перекур, — через некоторое время объявил Пелекс и принялся стаскивать брезентовые рукавицы. Он закурил. Швейцарс тоже достал свой алюминиевый портсигар и раскочегарил припрятанный окурок. Один только Абеленс не курил и не принимал участия в разговоре. Мрачно вздохнув, он растянулся на брезенте.