Ладья Харона

Юрий Охлопков ЛАДЬЯ ХАРОНА

Окна домов темны, и я боюсь заглянуть туда. Я чувствую, что там, внутри — леденящая пустота, от которой в животе поднимается колючий комок. Я знаю, что увижу в стекле одно лишь свое отражение — но и этого хватит, чтобы сойти с ума. Нет, это будет не чудище, не бука с копытами; просто в глазах моего двойника будет такое отчаянье, такой нечеловеческий страх, что я не смогу отвести взгляда, не зайдясь в беззвучном, опустошающем разум крике…

Я не знаю, что это вдруг сталось с миром — а может быть, только со мной? Я не знаю, куда вдруг исчезли все люди, все воробьи и собаки, все то, что жило, дышало… надоедало до полусмерти. И почему вдруг засохли деревья на улицах города, погасли окна и фонари.

Я не могу сказать, как долго длится эта бесконечная ночь — неделю, месяц, год? Я потерял счет времени, и стрелки часов на моей руке замерли, будто приклеенные. Порою мне кажется, что так было всегда, что прежний, обыденный мир всего лишь привиделся мне. Иначе отчего так размыта моя память? Почему я забыл собственное лицо?

Кажется, где-то все же есть еще призраки, подобные мне. И смутно, будто в тумане, я вспоминаю маленький двор. Женский крик долгий, ужасный, нарастающий с каждым мигом. И — хрип. Потом будто обрезали его, так вдруг стало тихо. А по стене мелькнула тень — вы понимаете, одна только тень. Без человека.

А вдруг и я стал таким же?

Серый бетон под ногами. Сверху — пустынное небо, а справа надо мной нависает пустая громада панельного дома, и я торопливо прибавляю шаг. Такое чувство, что он сейчас осядет, покроется сетью трещин и обрушится на меня, чтоб придавить исполинским надгробием, похоронить заживо, не давая вздохнуть.

Я перешел на бег, и эхо моих шагов отдалось в ушах тревожным набатом. Мне кажется, что я слышу еще чей-то топот. Гулкую, размеренную поступь невидимого великана. Я замираю, сердце сворачивается в груди ледяным комом… Да нет, почудилось. Перевожу дыхание, оперевшись о столбик автобусной остановки.

Откуда-то подкатил синий автобус, и я вошел в распахнувшиеся двери. Машинально. Наверно, я находился в трансе — а может, меня заманили окна, сочившиеся желтоватым светом? Откуда вообще мог взяться свет?

Но двери захлопнулись за спиной, и новая волна ужаса накатила, обдала холодом. Я понял теперь, что ощущает зверь, попавшийся в капкан. Ноги подкосились, и я рухнул на одиночное сиденье под компостером.

Напротив сидели два молодых человека и девушка. Странные глаза у нее были — один карий, другой зеленый. Она посмотрела куда-то на компостер и проронила негромко: «Все в порядке. Мы вас отсюда вывезем.»

Ужас оконного стекла. Вот же оно, рядом! Оно завораживает, будто удав, и я не могу к нему не повернуться. Белая вспышка, молния, раскроившая мозг…

За окном мелькают неоновые огни. Я морщусь от нахлынувшей головной боли, и обрывки виденья туманными клочьями истаивают в моей памяти, растворяясь в небытии. Нет, точно: приезжаю домой, принимаю димедрол и — на боковую! И пусть горит синим пламенем эта треклятая работа!

Ах ты, до чего же виски свело! Да еще компания напротив галдит. Будто у себя в подъезде. И девица разноглазая эта как-то странно поглядывает… Что ей от меня, собственно, надо?

Лязгают, распахнувшись, гармошки дверей. И я, пропихиваясь локтями, продираюсь к выходу. Что-то уж слишком много нас, людей, развелось!

Честное слово, иногда так и хочется от всего этого отдохнуть…