Ладья викингов. Белые чужаки

— Вы оба отправитесь за викингами. Магнус, выбери из своих воинов двадцать лучших. Ты, Асбьерн, выбери своих. Этого будет достаточно, у норвежцев мало оружия. Следуйте за ними. Когда они высадятся на берег за короной, атакуйте.

Некоторое время оба его советника молчали. Затем, словно одновременно осознав, что тот, кто первым бросится выполнять приказ господина, наверняка завоюет его расположение, они вскочили и поспешили к двери.

Орм насмешливо наблюдал за тем, как они выбегают на улицу. «Меня окружают двуличные ублюдки», — подумал он, надеясь на то, что два предателя, действуя в собственных интересах и стремясь превзойти друг друга, достигнут большего, чем смогли бы поодиночке. Или они друг друга уничтожат. Его устроили бы оба варианта.

Викинги на «Красном Драконе» недолго радовались тому, что им удалось избежать неминуемой и мучительной смерти. Обнаружив пропажу паруса и осознав, что придется садиться за весла, они разразились проклятиями и жалобами.

— Всем заткнуться! — рявкнул Торгрим, которому надоел их унылый ропот.

Если бы Харальд был здесь и в добром здравии, он наверняка схватился бы за весло, благодаря судьбу за предоставленный шанс.

Они пробирались в темноте по реке Лиффи. Скегги устроился на носу, проверяя длинным веслом расстояние до илистых берегов. Один раз они чуть не сели на мель, но сумели вернуть драккар на глубину, прежде чем повредили дно. Им повезло с приливом, который начался одновременно с их побегом. Грести было тяжелее, зато они не рисковали застрять на мели или увязнуть в прибрежном песке.

Они добрались до устья реки как раз к тому моменту, когда первые лучи солнца окрасили небо на востоке. Дождь сменился моросью, а затем совсем прекратился, и восходящее солнце вернуло Торгриму надежду, покидавшую его в темное время суток. Открытое море под килем — и никаких драккаров, идущих следом.

Орнольф шагал по драккару с чашей меда в руке.

— Тяните, парни, тяните! — кричал он гребцам, пытаясь их подбодрить. — Будем грести до самой Норвегии, если понадобится, зато данские выродки не выпустят нам кишки!

Попытки ярла поднять боевой дух товарищей особого эффекта не возымели.

Орнольф взобрался на корму.

— Где Харальд?

Морриган сидела у ног Торгрима, прислонившись к борту и с головой накрывшись плащом, чтобы согреться. Услышав вопрос ярла, она подняла голову, и Орнольф удивился, заметив ее.

— Это кто? — спросил он у Торгрима.

— Морриган. Ирландская целительница, — ответил тот.

Орнольф присмотрелся к ней получше.

— Ага, нуда. И что она тут делает?

— Она принесла нам кинжалы, помнишь? И зарезала Орма. Она решила, что ей лучше не оставаться в Дуб-Линне.

— Тут и думать нечего! — проревел Орнольф и добавил, обращаясь к Морриган: — Повезло тебе. И нам повезло, всегда хорошо иметь красотку на борту. Но где Харальд?

— Спроси у Морриган, — сказал Торгрим.

Орнольф посмотрел на Морриган. Та ответила:

— Похоже, вас всех очень интересует этот Харальд.

— Конечно, меня интересует Харальд! Он мой внук и единственный стоящий мужчина на этой лоханке кроме меня!

— Понятно, — ответила Морриган и убрала с лица прядь волос. — Харальд слишком болен, чтобы путешествовать на корабле. Как и остальные раненные. Те пастухи — и с ними мой брат, Фланн мак Конайнг, — проследят за тем, чтобы их доставили в безопасное место. Я покажу вам путь, и вы сможете их забрать.

«Фланн мак Конайнг? Что-то не очень похоже на имя бедного пастуха», — подумал Торгрим.

— Ну, значит, мы вдвойне твои должники, — сказал Орнольф. — Однако же мне не нравится то, что моих воинов разделили.

Торгриму это тоже не особенно нравилось. Он подозревал, что Морриган о многом умалчивает.

«Красный Дракон» давно покинул устье Лиффи, нос драккара высоко взлетал на волнах и низко нырял, спускаясь с них, и это подсказывало Торгриму, что они наконец вышли в открытое море. Пришла пора принимать решение.

— Орнольф, мы отошли от берега, — сказал Торгрим. — Куда направимся?

— Забирать Харальда, конечно. Эта рабыня покажет, куда плыть. — Он поглядел на Морриган. — Так куда?

Морриган не ответила. Она поднялась быстрым плавным движением, потянулась и стащила капюшон с головы. Тор- грим вдруг понял, что ни разу не видел ее при свете дня, вне стен их темной камеры. Она оказалась еще моложе, чем он думал, с гладкой кожей и миловидным лицом, на котором выделялись изящные скулы. А во взгляде ее была твердость, которой он раньше не видел. Подобная суровость больше подходила вождю, ведущему своих воинов в битву, чем рабыне-целительнице.

Морриган наконец заговорила, и ее тон вполне соответствовал ее взгляду:

— Вначале нам нужно кое-что обсудить.

Торгрим напрягся и нахмурился. Он не знал, что ему предстояло услышать, но догадывался, что ему это не понравится. Внезапно все поступки Морриган, — то, что она лечила их, принесла им оружие, убила Орма, помогла с ранеными, — приобрели совсем иное значение, словно Торгрим впервые увидел их в ярком свете дня, как и лицо рабыни.

— Говори, — сказал он.