Ладога родная

Эшелоны, прибывавшие из Ленинграда, разгружались преимущественно на станции Борисова Грива и вновь созданной станции 44-й километр. Отсюда на автотранспорте людей доставляли к пристаням в Осиновце, Каботажной и порту Морье. Первые две пристани находились в десяти километрах от места разгрузки, последняя — в двадцати километрах. В отдельные дни число эвакуированных достигало 10–12 и даже 15 тысяч человек. Требовались особенно четкая работа коллектива эвакопункта, строгая координация движения железнодорожного, автомобильного и водного транспорта.

На большой поток пассажиров пристани еще не были рассчитаны. Порт Осиновец, через который шла основная масса людей, осуществлял одновременно и главным образом грузовые перевозки. Механизация была слабая. И это нередко задерживало суда под разгрузкой. Причалы подолгу не освобождались. На узкоколейной дороге не хватало вагонеток. Вещи часто приходилось носить на руках на расстояние 400–500 метров и дальше.

Домик эвакопункта на станции Борисова Грива.

Среди эвакуируемых привлекали внимание слабые люди, которые сами не могли передвигаться. Прибывало много женщин с детьми. И тогда, чтобы помочь им, в работу включался весь коллектив эвакопункта. Даже технические работники канцелярии выходили в такие дни на железнодорожные станции и причалы.

Немало беспокойства доставляла нам вражеская авиация. Бомбежки начались еще задолго до открытия водной трассы. Затем периодически они повторялись в течение всего лета. Много раз переставала действовать железная дорога, но ее тут же восстанавливали. С помощью воинских подразделений мы вырыли траншеи, где эвакуируемые могли укрываться во время налетов. На станции Борисова Грива в таких траншеях одновременно помещалось до 1500 человек, вблизи пристаней Каботажная и Осиновец — до 7000 человек.

И, конечно, главной нашей заботой были дети, оставшиеся без родителей. Как и в зимнее время, функционировал детский приемник. Сюда попадали и малыши, случайно отставшие от родителей в пути, и подростки, уезжавшие из города самостоятельно. Значительную часть ребят привозили их соседи по квартире или родственники — родители погибли. Возраст детей был различный — от новорожденных до 14—15-летних. В приемнике они проходили санитарную обработку, им выдавали чистое белье, новую верхнюю одежду, если старая пришла в ветхость. Питание было усиленным. Некоторых ребят приходилось задерживать до 10–12 дней, чтобы они могли поправиться.

Около половины детей, поступавших в приемник, мы эвакуировали затем вместе с детскими домами, выезжавшими из Ленинграда. К слову сказать, многие ребята не хотели от нас уезжать: слишком много страданий перенесли они в блокадном городе, а здесь были присмотрены, сыты, обуты и одеты. Приходилось убеждать их, что и там, за озером, им будет хорошо.

Однажды из Ленинграда пришел специальный детский эшелон — вывозили ребят из детских домов. Узнав об этом, в эвакопункт прибыл А. Н. Косыгин. Надо сказать, что он всегда был очень внимателен к эвакуации детей и предупреждал, чтобы мы считали это одной из своих главных задач.

В этот раз Алексей Николаевич побывал в нашем детском приемнике. Общее устройство и любовно оборудованные помещения ему понравились. Затем он подошел к группе ребят и спросил:

— Что вы сегодня ели, дети?

Девочка лет шести ответила:

— Я сегодня ела дуранду.

— Дуранду? — удивился А. Н. Косыгин.

Привозили нам тогда конфеты с начинкой из дуранды. Других сладостей мы не могли дать детям в дополнение к обычным в то время продуктам — их просто не было.

Алексей Николаевич сделал мне упрек за то, что мы не приняли необходимых мер к улучшению питания детей. По его указанию в тот же день нам привезли из воинских продовольственных складов печенье, сгущенное молоко, шоколад, рис, сливочное масло и другие продукты.

Детская столовая стала готовить обеды еще лучше.

Работала в нашем приемнике А. Г. Григорьева — педагог по образованию, бывший сотрудник Куйбышевского районного отдела народного образования Ленинграда. С душевной теплотой, с материнской лаской относилась она к ребятам. Много у нее было волнующих эпизодов, связанных с эвакуацией самых маленьких ленинградцев, оставшихся без родителей.

Как-то А. Г. Григорьева отправляла очередную группу малышей в возрасте четырех-пяти лет. Посадила их в машину и поехала с ними на пристань. Пока ждали катер, детишки, воспользовавшись минутным отсутствием воспитательницы, разбежались. Пришло время посадки, а ребят нет. Григорьева бросилась их разыскивать — нигде нет. Только с помощью носильщиков удалось наконец обнаружить беглецов.

А случилось вот что. Около пристани высились штабеля мешков с мукой. Малыши забрались за один из них, каким-то образом проковыряли в мешках дырочки и набирали в карманы муку. Те, кто увидел ребят у мешков, прослезились: сколько выстрадали эти маленькие человечки, как напуганы перенесенным голодом!

Конечно, ребятишки могли навредить своим желудкам таким «сухим пайком». Попытались уговорить высыпать муку. Где там! Кричат, плачут:

— Не отдадим.