Ладожский ярл

Андрей Посняков ЛАДОЖСКИЙ ЯРЛ

Глава 1 ЗАПАХ СМЕРТИ Февраль 865 г. Восточное Приладожье

Привык по дебрям он скитаться,
И лыжи добрые под ним;
Но начал часто спотыкаться,
Жестоким голодом томим.

Дмитрий Давыдов. «Тунгус»

Выбравшись из оврага, Дивьян осмотрелся — и занес же леший! И как он этот овраг не заметил? Ведь всю же округу знал как свои пять пальцев с самого раннего детства. И вот — на тебе! Называется — спрямил путь, скатился с горушки. Больно уж не хотелось объезжать урочище, но и по болотцу, Палицкий Мох прозываемому, тоже вкруголя тащиться не очень хотелось, вот и… Дивьян досадливо сплюнул и на всякий случай потрогал широкий нож, висевший на поясе в кожаных ножнах, — мало ли, зверь какой? Места тут глухие, дикие, до родной усадьбы почти полдня пути на закат солнца, если не очень спешить. А как тут спешить — урочищами да оврагами? Ну, по лыжне-то, конечно, можно и пораньше вернуться, если не замело лыжню. Не должно бы — денек сегодня неплохой зачинался. Запрокинув голову, Дивьян посмотрел в небо, ярко-голубое, высокое, с редкими прожилками облаков, подсвеченных солнцем. Тихо было в лесу, темные ели стояли, усыпанные снегом. Снега нынче выпало много, не как в прошлый год — едва-едва до колена — вот и урожай был плох, ни полба не уродилась, ни ячмень, ни лен, пришлось старому Конди — деду Дивьяна, главе давно поредевшего весянского рода — расширять к зиме охотничьи угодья, хорошо хоть, было куда — от усадьбы и до глубокого озера на востоке — никакого жилья, а до озера того — два дня топать. Вот и Дивьян эти места — ну, не сказать, чтоб вообще не знал — знал, конечно, но так, плоховато. Никогда раньше у Черной реки не ставил силков старый Конди, а вот в эту зиму пришлось. С утра пораньше Дивьян и отправился их проверять, а кому еще? Сам Конди не пойдет — ноги почти не ходят, старый уже, несмотря что с виду крепок, кряжист, разлапист — и в самом деле, чем-то похож на конди — так весяне называли медведя. Кроме старика, в роду из мужиков один Дивьян остался, остальные сгинули назад тому третье лето, когда изничтожали в ляхтегских болотах неведомо как забредшую в те места шайку жестокосердных колбегов. Колбегов тогда всех изничтожили, но те дрались отчаянно — почти все мужчины в роду Конди полегли в Ляхтеге, только он сам остался да тяжело раненный Кайв — отец Дивьяна. Кайв до зимы не дожил — умер, сгорел в лихоманке, что вспыхнула от глубоких ран, Дивьян тогда едва десятое лето видел. С тех пор два мужика в роду остались — он да старик Конди, остальные, не считая уж совсем малых Калива с Малгом, все бабы. Сестры — Вайса, Либедза, Шуйга — девки смешливые, уж на что старая Вазг их шпыняет, а им все одно — смех да хохот. Вот и вчера, так же, со смехом, уговаривали Вазг отпустить их поутру с Дивьяном. Не уговорили, куда там — замахала старуха клюкой, заплевалась — а кто завтра прясть будет? А корзины плесть? А белье стирать в проруби? Не говоря уже о том, чтоб со скотиной управиться — стадо у Конди большое — коровы, бычки, нетель. Работы хватало на всех, даже малые Калив с Малгом — и те нет-нет да и покормят бычков сеном, смешные такие, глупые — и ребята, и бычки.