Ладожский лед

И приуныли все — где же он, спасавший Раю, он, такой усталый и страшный, он, кого мы почти прогнали — кого? Мы даже не спросили, кто он. Пока мы унывали от дождя и своих нелепых действий, он становился для нас все более и более загадочным, его фигура становилась все более призрачно-удивительной и в наших глазах разрасталась до размеров невероятных. Кто он, кто? А вдруг и в самом деле он заснул в лесу и его загрызли дикие звери — ведь у нас были и рыси, даже кабаны, — но когда он успел зайти в лес? Мы выгнали его, и осталась одна машина.

Все было, будто нарочно, плохо в тот день, и тоскливо шел дождь, барабанил в окна — препротивный дождь, унылый дождь, мокрый и безнадежный.

Да, мы знали, что для грибов, для ягод так нужен дождь, но нам он был так не нужен, что все унывали, кроме Саши.

Саша один хохотал и бегал по дому, лущил свой горох, ворошил грибы и таскал хворост в дом. Печь дымила и наполняла дом страшным чадом, сидеть можно было только на крылечке, не сидеть, а толпиться, а Рая была так сердита, что даже Саше приходилось утихать под ее взглядами.

Вымокли его сандалии, полотенца, потерялись тапочки, но он все пел свои песенки и был рад, что исчез этот человек, он не желал его искать, но и он вдруг приутих, когда вечер подкатил, а человека все не было и не было. Саша ел свой горох, был мокрый и черный от копоти печки, бегал из дома во двор, обратно и таскал грязь в комнаты, где и без него было грязно и мокро, пахло дымом и пригорелыми грибами.

Мы знали, что Саша доволен, что этот человек исчез: «Хоть он исчез», — вся физиономия Саши сияла, «Хоть его нет по крайней мере», — говорил его вид, рот, который он набивал горохом. Мы знали — он хочет нас развеселить, хочет, чтобы мы согрелись и обрадовались наконец его простодушной радостью, но нам было тошно. Вся одежда казалась влажной и холодной, носки-туфли тоже, все скверное приходило в голову: если человек уехал на поезде, то почему бросил машину, если он нашел себе дачу, то почему не приходил за вещами? Где он мог быть?

Он нигде не мог быть, кроме как у друзей, — что-то он говорил про них, или нам показалось? Где могли проживать его друзья? В другой деревеньке — Симанково? Наконец мы устали думать о нем и занялись уборкой: мы прибрали все и даже вымыли полы, потом протерли стекла, потом нашли сандалии Саши, потом проветрили подушки и одеяла; день тянулся долго, и было так мрачно, что хотелось зажечь свет и даже несколько ламп сразу, чтобы было впечатление солнца, как нам хотелось видеть солнце — нельзя было и передать. Солнце… оно было, как наша радость, нескончаемо, оно было на каждом листике, на каждой травинке, оно было всюду — внутри нас, согревало и даже кипело. Хотелось всего сразу, желания перебивали друг друга, а во время дождя все совершенно угасало, и только печь, прекрасный жар печи заставлял нас суетиться вокруг огня, делая вид, что нам надо что-то повернуть в печи, подкинуть дров, принести новую лучину с грибами, а на самом деле надо было согреться, взглянуть на огонь и почувствовать, как жаром пышет лицо и тепло бежит к ногам.

И все-таки — где мог быть этот человек? Минутами мы забывали о нем, но после снова и снова вспоминали: где же он мог находиться? И выходили в сад, в деревню, смотрели, не идет ли под дождем? Но его не было.

Вот уж обед был готов дома, вот и молоко принесли, а его все не было и не было, даже дождь прекратился, высохли дорожки, можно было снова бежать в лес, но мы не бежали, а ждали его, должны были ждать. Рая вдруг, как нам показалось, безобразно переоделась — натянула новое платье, распустила волосы и — что самое удивительное — вертелась перед зеркалом и надевала и снимала разные бусы, в том числе и красивую нитку кораллов, которые очень шли к платью, но нам — и особенно Саше — казались ужасными.

— Сними, а то потеряешь в лесу! Сними, прошу…

— Ты что мои драгоценности хранишь? Лорд-хранитель драгоценностей?

— Просто ты их потеряешь!

— Я еще ничего в жизни не теряла, — сказала Рая.

— Только потеряла своего ми…

— Замолчи! — вдруг рассердилась Рая и даже взмахнула рукой, будто хотела ударить Сашу.

— …лого — милого! — нагло повторил он и увернулся от нее.

И разразилась ссора — первая ссора между ними, но страшная. Они кричали и бегали друг за другом, они почти дрались, и юркий Саша и прыткая Рая гонялись друг за другом в надежде настичь и отмстить за несправедливые слова, со стороны Саши — дерзости, как говорила она:

— Прекрати свои дерзости!

— А ты прекрати влюбляться!

— Ты получишь!

— А ты…

— Я тебе сейчас помогу сделаться калекой.

Великолепная фраза, которую придумала сама Рая, но она и не то придумывала в один миг:

— Тебе понадобится много мяса, чтобы стать нормальным!

— Почему мяса?

— Я тебе оторву руки и ноги.

Их благонравный союз, их тихая любовь и послушание Саши вдруг исчезли, и стали отношения невыносимыми — казалось, что так, случайно, но не случайно, хотя они и мирились.