Лагерь

– Почему же? Бриллиантовое ожерелье, какие-то золотые цацки. А, вот ещё. - И Ольга отстегнула от блузки туристический значок с гербом Эсватини. - Вот, видите: в центре щит, который держится львом-королём и слоном, символ королевы-матери. Над щитом располагается головной убор, который король носит во время праздника тростника. Внизу национальный девиз: «Мы - крепость».

Лев обратился к Ольге:

– Ты ведь только об одном деде рассказала, а у тебя их четыре.

– Ой, нет, ребята, я уже устала болтать. С удовольствием кого-нибудь из вас послушаю. Про других - в следующий раз. Ладно?

– Жаль, - тяжело вздохнул Лев. - Про меня рассказывать нечего. Я живу на окраине Москвы с бабушкой. Она оперная певица. Поэтому мой дом - сцена Московского театра оперетты.

– Вот это поворот?! - восхитилась Ольга. - А ты меня как-нибудь при случае сводишь на «Анну Каренину»?

– Мадемуазель, легко!

– Фу, какая пошлость! - Ксюша отвернулась от раскокетничавшегося Льва.

– А кто твои родители? - поинтересовался Володя.

– Они тоже из оперных, но я их не помню: погибли, я был маленький.

– Прости, я же не знал, - Володя почувствовал себя неудобно.

– Да всё норм. У меня бабуля мировая.

– А ты помимо стихов, ещё и поёшь? Оперу? - спросила не без любопытства Ольга.

– Это парадокс, но на мне природа решила выспаться. У меня вообще нет слуха. Нисколечко! Бабулю это так в своё время расстроило, она так переживала, что я бездарен, но когда я начал её успокаивать стихами, потом посвятил ей свою поэму «Закулисье», она поняла, что я - венец рода! - И Лев продекламировал своё стихотворение, точнее, отрывок из него:

В твоих глазах тонул, словно чумной,

И так привык, что жил уже не насухо.

Я был Му-му, а ты Герасим мой

С огромным камнем и шнурком за пазухой.

Спектакль закончился, на сцене свет погас,

И занавес предстал худыми шторами.

Я был Пьеро, а ты мой Карабас -

Владелец кассы с трудовыми сборами.

Венок поставлю из увядших грёз.

Погиб роман, не дотянув до повести.

Я был Карениной, а ты мой Паровоз

С большим гудком, без тормозов и совести.

– Боже, сколько в тебе пафоса! - заметила Ксюша.

– А мне нравится, ты какой-то необычный, как не из этого времени, - нежно проговорила Ольга.

– Мур-мур, - ответил на Ольгину похвалу Лев.

– Меня сейчас вырвет. Я пройдусь по вагону. - И Ксюша вылезла из-за стола.

Глава 4

Я

Мы проводили взглядом Ксюшу. Немного помолчали.

– У меня есть семечки - от дорожной скуки. Будем? - предложил я.

– Давай, - поддержал Лев. - Сейчас кулёчки из поездного журнала скручу.

Начали грызть, поглядывая за окно. Мимо проносились печальные российские селения: разваливающиеся дома, с антеннами-рогами, пыльные заборы из колышек, с сохнущими на них банками.

– А ты чем поразишь наше воображение? - спросила у меня Оля.